В паре километров отсюда расположена батарея капитана Вангела Милковского. Она известна тем, что недавно сбила натовский вертолет. Меня обещают познакомить с "дедом" — наводчиком "Праги" — Радо Стекичем, который его обнаружил и сбил… Но только утром. Так как скоро может начаться налет на Белград.
А пока командир рассчета одной из "Стрел", приданных батарее, Саша Гочманац рассказывает, как ими был сбит "натоавион":
"Био сам надежурству. Са мном у смени возач (водитель) Зоран Екич. Су перви уочили (первые увидели) жуту тачку на небу. У два сата после поночи (в два часа ночи) — Визулио сам е уочио, цеьао и лонсирао ракету (подготавливаю и пускаю ракету) Детонация. Ускоро подтвержено да е авион погочен (пришло потверждение что самолет сбит)".
Тревога!
Расчеты тотчас разбегаются по установкам. Кустарники оживают, шевелятся, задирая оплетенные ветками стволы в небо. Пришла информация о взлете натовских самолетов с авиабаз.
Тело привычно облачалось в высотный компенсирующий костюм. На голову опустился и щелкнул в зажимах гермошлем. Ступни и лодыжки плотно обхватили тубусы ботинок. Он встал и тяжело, как средневековый рыцарь, зашагал к выходу. На улице после прохладного кондиционированного воздуха зала высотного снаряжения горячим упругим жаром ударил в лицо средиземноморский ветер. На стоянке, недалеко от входа, замер его "сражающийся сокол" F-16. Там его уже ждал техник. Прямо в лицо щерился широкий зев воздухозаборника, и ему на миг показалось, что самолет похож на какое-то чудовище, готовое проглотить его. Под плоскостями на пилонах подвески висели в замках тяжелые чушки самонаводящихся бомб, напоминающие огромные шприцы. С куцых "игл" — блоков наведения механики — торопливо и быстро снимали флажки предохранительных чек. По высокой стремянке он поднялся в кабину и опустился в кресло, сразу заполнив собой все пространство. Теперь он напоминал личинку, погребенную внутри огромного кокона из стали, пластика, дюрали и графитной ткани. Личинку, ставшую мозгом самой совершенной машины смерти, — боевого сверхзвукового бомбардировщика…
…Эта война слишком долго тянется…
С первых ее часов он мечтал только об одном — скорее бы все закончилось. Скорее бы Милошевич сдался, скорее бы был подписан мир, скорее бы они покинули эту землю. Ему было глубоко наплевать на каких-то там хороших албанцев, которых он должен защищать от плохих сербов. Он вообще с трудом представлял, чем они отличаются друг от друга и почему воюют между собой. Он лишь знал, что его страна должна еще раз показать всему миру свою силу и демонстративно жестко покарать осмелившихся усомниться в этом сербов. Все очень просто…
Он еще надеялся, что вся война уложится в семьдесят два часа, как это обещал генерал Кларк. Что за это время сопротивление сербов будет подавлено. И что максимум за две недели все будет закончено. Что сербская ПВО не представляет никакой угрозы и безнадежно устарела, что работа пилотов будет напоминать игру на тренажерах…
Прошло трое суток, потом пятеро, потом неделя. Уже давно действовал жесточайший приказ не опускаться ниже шести тысяч метров, уже весь мир увидел обломки гордости американских ВВС "невидимки" F-117. Уже вывезли трупы спецназа со сбитого вертолета, летевшего за очередным сбитым летчиком. А война все не заканчивалась. И с каждым вылетом вокруг него затягивалась какая-то невидимая петля.
Откуда-то снизу, из зеленой лесной бездны, из черного безвестия душа деда кричала ему об опасности…
Было что-то мистическое в том, что спустя пятьдесят пять лет его внук на высоте одиннадцати километров пронизывает в ледяной пустоте небо, в которое безотрывно и слепо смотрит его дед…
Левая ладонь привычно отжала от себя "руд" — рычаг управления двигателем — и обвальный грохот очнувшегося от сна чудовища затопил окрестности. Мягко опустился прозрачный панцирь фонаря, отсекая, заточая его в чреве дракона. Выруливая на полосу, он еще успел подумать о том, что сегодня заканчиваются семьдесят пятые сутки этой войны…