Организованное энергичным старичком предприятие предполагало чистую, непыльную работу всего трех человек: его самого, художника-копииста и оперативницы по изъятию художественных ценностей с последующей заменой их на копии. Этот коммерческий проект оказался фантастически рентабельным — втроем наварили полмиллиона долларов.
...Главным было для блистательного старичка — завязать знакомство с кем-нибудь из сотрудниц отдела хранения. Наверное, это было и самым приятным: выследить дамочку, обаять, овладеть ее душой.
Надо было Моисею Залмановичу эффектно выглядеть, прогуливаясь сначала по залам музея. Требовалось во всеуслышание изрекать оригинальные суждения о живописи, быть замеченным сначала старушками-смотрительницами. Потом каждый день, ходя в музей, превратиться в завсегдатая, прикинуться искусствоведом. Оповестить о своем намерении писать статью про музеи в газету “Культура”. Брать интервью у заместителя директора. Расспрашивать мимоходом о сотрудницах. Посочувствовать их мизерным окладам. Ощутить интерес к собственной персоне со стороны этой Татьяны Король, годящейся ему во внучки. Под предлогом уточнения фактов для статьи обзавестись ее телефоном. Притвориться платонически влюбленным старичком, не желающим от нее ничего “такого”, а только духовного. “О! Я желаю быть только вашим старшим другом! У меня есть опыт, связи, а молодым всегда требуется поддержка. Располагайте мной, как хотите. Могу одолжить любую сумму на любой срок!”
Для вдохновенного человека нет преград. Напористая речь, красивые жесты, блеск в глазах — и он уже запал в душу робкой, неудачливой, но жаждущей всех жизненных благ женщине. О таком ярком человеке уже думают, говорят с подругой...
И наступил день, когда Татьяна Король взяла-таки в долг у Моисея Залмановича. На чем и заканчивается первый, романтический этап осуществления гениального замысла.
И начинается второй, эстетический, когда разговоры о дружбе и восторги по поводу духовного родства сменяются рассуждениями об искусстве, в частности, о художниках Филонове и Маковском. Конечно, без упоминания о том, что на черной бирже именно Филонов с Маковским сейчас поднимаются в цене. Говорится все больше о высоким — о технике письма, об оригинальности освещения и композиции. И так же, как в лирический период, эти длительные, многословные и умные речи взвинчивают Моисея Залмановича до экстаза. Заламываются руки, сверкает в глазах художественная страсть. Опять женщина испытывает глубокое наслаждение от общения, почти что как при объяснении в любви, и опять становится готовой на подвиги.
Тут и наступает миг, когда пожилой энергичный авантюрист бросается перед ней на колени и умоляет хоть на денек вынести рисунок Маковского “Камердинер, сидящий за чайным столом”.
Как положено целомудренной хранительнице, она возмущается: “За кого вы меня принимаете!” Но опытный обольститель в ответ только усиливает напор. Еще несколько минут уверений во всепоглощающей страсти к искусству русских передвижников, убеждений, что “никто не узнает” и затем — нокаутирующий удар: “Я вам, Танечка, весь долг погашу. Мы будем квиты”...
Этот третий, экономический, период их взаимоотношений был коротким и стремительным. Татьяна Король находит по каталогу номер папки, где лежит “Камердинер”. Два года лежит нетронутым — как никому не нужный. Так что вынести его на день — пара пустяков и никакого риска.
Экстаз, исступление! Как еще определить состояние Моисея Залмановича, когда он взял в свои руки этот рисунок?! И сразу эстет стал растворяться в глазах Король, исчезать. Что-то наподобие измены почувствовала она.
И на горизонте действительно замаячила соперница.
В наше повествование вплывает из табачного дыма богемных квартир лицо питерской художницы Шрайбер — опытной и циничной. За сутки она сделала приличную копию с акварели. Состарила, подвялила бумагу — не отличишь.
На следующее свидание с Король Моисей Залманович явился с этой копией. Которая через несколько минут и была вложена Татьяной обратно в папку.
А уже через час после подмены старый шалун входил с подлинником в квартиру Трофимова на Литейном, который платил наличными.