После раскола и превращения Святой Руси в Российскую империю место Нерукотворного Спаса занял двуглавый орел: символ России — наследницы Византии. В Советском Союзе на Знамени Победы был изображен Серп и Молот — символ социальной справедливости. Трагически утратив Лик Небесного Свидетеля, русский человек не успокоился — на его боевых знаменах появлялось то, в чем он видел высшую ценность на каждом из исторических этапов. И отношение русского (советского) солдата к этим символам, его уникальная воинская этика — отражение древних традиций дораскольной, Святой Руси, когда боевым зна-менем служила Спасова икона...
Недавно по телевидению показывали торжественное построение десантников после взятия какой-то "высоты" в горах Дагестана. Молодой сержант с гордостью говорил, что оставшиеся в живых бандиты должны навсегда запомнить десантные тельняшки, а победители в стою яростно скандировали: "Слава ВДВ!.."
Полосатая майка да аббревиатура рода войск — это все, что осталось у наших ребят. Не принимать же всерьез за боевое знамя ельцинский "триколор" матрасной расцветки, под которым "крушили" неприятеля "былинные богатыри" из женского батальона Керенского да предатели-власовцы...
Путь вниз — от Образа Нерукотворного Спаса к пустому месту, которым является нынешняя "государственная символика", растянулся на четыре сотни лет. Мы уже "коснулись ногами дна". Пора назад — к Нерукотворному Спасу. И первая остановка на пути к нему — Знамя Победы.
Владимир ГОЛЫШЕВ
(обратно)
Ариадна Жукова КРЫЛЬЯ (Воспоминания о художнике Михаиле ЛЯХОВЕ)
И было так — потомок, чувствуя славу свою, держал в сердце своем Русь, которая есть и пребудет землей нашей.
В е л е с о в а К н и г а Ш 8/2
Немного меньше сорока лет назад — к концу 1959 года — пришла я в Строгановское училище по заданию "Огонька" и сказала:
— Покажите мне самого интересного человека — я должна о нем написать!
Завуч Строгановки Михаил Алексеевич Щербаков не задумался ни на минуту:
— Пойдемте! — сказал он и привел меня к дипломнику Ляхову, который, несмотря на еще только середину учебного года, стоял около уже законченной им монументальной скульптуры: сидящая женщина, величиною в три человеческих роста, играла с расположившимся у нее на коленях маленьким ребенком.
— Вот он! — сказал Щербаков. — Самый интересный!
И ушел.
О Ляхове материал я не написала.
Объяснение носит личностный характер.
На второй день знакомства я поняла: я за него выйду замуж. Он, будучи более умным, понял это уже в первый день. На третий день, не тратя времени даром, мы поженились. Прожили вместе 19 лет. 22 октября 1978 года он погиб. Почему и как — я расскажу. Двадцать лет я не могла назвать его имени. В октябре прошлого года, через двадцать лет, боль моя отступила настолько, что я могу о нем говорить. Как колдовство с меня спало...
И теперь я хочу рассказать вам о нем, и вот почему:
Я полагаю, что мне на жизненном пути повстречался очень яркий русский национальный характер со всеми его удивительными достоинствами и не менее удивительными недостатками.
Эпиграф к этому очерку я взяла из "Велесовой книги", которую вам горячо рекомендую: вы найдете в ней истолкование многих тайн.
В частности, на странице 143-й вы можете прочесть слова:
"Сто раз возрождалась Русь — и сто раз была разбита от полуночи до полудня (от севера до юга)".
Мы сегодня разбиты от полуночи до полудня. Нам надо возродиться в сто первый раз. Это значит: в сто первый раз надо обдумать — кто же такие мы, русские? Что говорят сегодня о нас наши враги — это неинтересно. Абсолютно. Еще авторы "Велесовой книги" знали: "Тот же, кто хочет победить другого, говорит о нем злое/.." Злое — это то, что надо отбросить. А нам нужно в нашей истории и в русском национальном характере то, на что можно опереться. Нам нужно доброе.
Как только, почти в день двадцатилетия гибели моего мужа, у меня с души и глаз упала плотно закрывающая мир повязка боли, ужаса и невыносимой потери. Я вдруг увидела его судьбу не как предмет моего личного счастья и горя, я увидела ее отстраненно, целиком. И об этой цельности, РУССКОЙ, цельности его судьбы я начинаю свой рассказ.