Но вернемся к октябрю 93-го.
Руцкой возлагал особые надежды на Лебедя. К этому моменту за Лебедем прочно укрепилась репутация "генерала-патриота" и чуть ли не "антиельцинца". К тому же благодаря раскрученности его СМИ Лебедь мог легко соперничать в авторитете среди военных с тогдашним министром обороны Грачевым. И любое заявление Лебедя даже о своей личной верности Конституции могло полностью изменить отношение армии к происходящим событиям. Был и звонок Руцкого Лебедю с просьбой поддержать действия Верховного Совета по защите конституционного строя. На что Лебедь ответил недвусмысленным посыланием звонившего на.., ну в общем далеко. Более того, "генерал-патриот" не постеснялся сразу после расстрела "Белого дома" позвонить комдиву Евневичу и поздравить его с успешным выполнением задачи. А уже на следующий день Лебедь слал "закладные" телеграммы Ельцину о том, что Приднестровье поддержало Верховный Совет, требовал полной изоляции республики, просил санкций для наведения в ней порядка "а ля Москва-93"...
Сегодня Лебедь упрямо натягивает на откормленные генеральские чресла обрывки патриотической тоги, уворованной и не по праву присвоенной им за чужие заслуги. Выпячивает челюсть, лезет в "спасители Отечества". Но мало сегодня тех, кто готов пожимать руки генералу.
Владислав Смоленцев
Иван Ленцев СТЕПАШИН
"Если президент на меня надавит, я не смогу устоять." Подобное откровение Сергея Степашина в его недавний период метаний меж предвыборными движениями повергло в шок последних приверженцев сановного знатока Пушкина, Шукшина и "мирных ваххабитов". Столь явно расписаться в собственном ничтожестве мог только вчерашний премьер-министр, бывший шеф МВД и контрразведки ельцинского режима.
Ничтожество, однако, было расценено как преданность присяге. И вот уже Степашин — один из лидеров предвыборной гонки. Протиснувшись в "Яблоко", он теперь жаждет видеть себя в Думе. Стать народным избранником. А там — и на президентский пост замахнуться. Спасти Россию. Ввести ее в третье тысячелетие великой державой.
Сегодня время вспомнить, что Степашин уже однажды был депутатом — расстрельного Верховного Совета. Вот только на его долю не хватило не то что пули — пыжа не нашлось. Справочники, посвященные октябрю девяносто третьего, о нем молчат, ведь Сергей Вадимович элементарно сбежал из Дома Советов еще в не совсем ясные сентябрьские дни, не раздумывая, подчинившись ельцинскому указу №1400. Самораспустился отдельно взятым депутатским мандатом. Президент надавил — Степашин не устоял, даже не пытался.
Одни стреляют или держат удар, убивают или безвинно гибнут. Их не забывают, поминают добрым словом или дурным. Другие удирают втайне, бегут с тонущего корабля, переметываются к сильному. Таких презирают и не вспоминают больше.
Степашин сдался сам и сдал своих. И речь здесь не о подвиге или мужском характере, не о самопожертвовании или неприятии предательства — тут Сергей Вадимович как обыкновенный мужик оказался просто слабаком. И даже не о том, что президентский указ о запрете Верховного Совета был преступным, и всякий, ему подчинившийся, неминуемо вымазал себя в безвинной крови.