В песне народа живёт тысячелетняя культура, где нет "искусства", где во всём только естество. Загадка этой культуры в её "простоте без пестроты". Она не искушает, не лукавит, она идёт от чистого, незамутненного взгляда на мир, от подлинного мастерства во всём.
Дерево для мастера живо, будто оно не утратило корней. В каждом витке резьбы столько трепета и нежности, словно сотворил её не холодный металл, а тёплое человеческое прикосновение. В расписной конской дуге, что летит по селу сияющей радугой, воплотилась и безудержная русская удаль, и неоглядный простор, что открывается то искрящимся снегом, то сочным лугом, то багряным лесом. И вслед за расписной дугой летит старинная песня, в каждом звуке которой нарождается "на земле новое слово жизни, полное нежности и любви".
Именно это Слово становится началом всех начал, из него народился мир. В нём русское летоисчисление, в нём семь дней творения и воплотившийся Христос. Слово преломилось, как хлеб на Тайной Вечери, — и материя стала духом. Слово насыщает, исцеляет и животворит. Слово — глас Истины и молчание мудрости: "…в начале всего было слово, одно, единственное, но огромней, чем небо. И в нём что-то брезжило, разгоралось и жило, как тёплый желток в яйце, как утренняя заря за морозным стеклом. Но это было оно само, и оно обнимало весь грезящий, неродившийся мир. И когда оно вдруг разразилось, пролилось на землю чистым блестящим дождём, засияли в небе светлые звёзды, в борозды просыпались зёрна, потекли полноводные реки, деревнями покрылись бугры, и кони пошли по весенней горе, мужик в красной рубахе, закатив к солнцу отрешённые голубые глаза, запел, и рубаха его пузырилась".
Народ поёт в своей сокровенной песне и об Отечестве. Здесь это ещё не государство, очерченное границей. Здесь это земля, куда каждый в свой срок ложится, как в зыбку. И тот, кто всю жизнь сеял и убирал хлеб, вновь прорастает колосьями. Отечеству тесно в земном пространстве, оно стремится к пространству небесному: "Россия подымалась от своих океанов, словно тесно ей было жить, и тянуло всем народом обняться и унестись в бездонное небо".
Эта небесная Россия вновь и вновь, из века в век порождает, уберегает от гибели Россию земную. В небесной России сохранено ядро и предвечный смысл России: "…соединённые временем и пространством в нашей земной исчезающей жизни, мы все соотносимся друг с другом через эти поля, небеса, перелески, через эту родную русскую ширь, напитавшую нас от рождения, давшую нам имена. Стоит только её понять, ощутить в себе, пережить, как хрустнут тонкие, разделяющие нас оболочки и всеединство обнимет нас". Враг выжигает дотла дома и пашни, отравляет колодцы, оскверняет храмы, но небесная Россия снова спускается на землю, несёт миру благую весть о счастье и справедливости, неугасимым солнцем сияет над миром: "…русская земля солнышком стать хочет. А солнышко в муке восходит. Когда на церквах по сорок мучеников висеть будет, то станет русская земля солнышком". Каждый раз, умирая, она воскресает, чтобы тьма не объяла свет. И в том вечный подвиг и вечная святость России.
Оттого жизнь и смерть здесь неразлучны. Деревня всегда стремилась держать чаши весов мироздания в равновесии. Умиротворению и тишине смерти всегда противопоставлялись муки и крик рождения. Покойник прощается с миром — младенец приветствует мир. Младенец выходит из лона матери — покойник уходит в лоно земли. И не ясно, то ли человек покидает мир, то ли мир умирает в человеке: "он ли уйдёт из этого мира, и мир останется цвесть; или мир погаснет, а он останется в страшной пустой темноте, — всё равно, жалко до слёз, до счастливых слёз его и своей красоты. Этот мир так прекрасен, что только любить и славить его".