Армейцы любят "бэтээры". Живучие, устойчивые на подрыв и гранатометный выстрел, вездеходы "бэтээры" стали настоящими русскими "фрегатами" войны.
…ЗАМЕЛЬКАЛИ ДОМА и заборы какого-то поселка. На перекрестке у блокпоста топталась группа стариков в "почетных" папахах, что-то объясняя высокому офицеру в сером "ночном" камуфляже. Жались к обочинам, пропуская колонну, местные машины. Чечня! Снова Чечня.
Всего три года назад казалось, что уже никогда у России не хватит сил и мужества вновь вернуться сюда. Вновь пройти теми же путями. Вновь окапываться на тех же перевалах и вершинах. Но вот мы снова идем на Горагорск. И видения той, предыдущей, дороги встают перед глазами.
…Посадка. Она, как погружение на дно какого-то древнего, языческого ада, где нет прошлого и будущего, нет верха и низа, нет света и пейзажа. Нет даже библейской геенны огненной, а лишь один бесконечный, липкий, сырой и пронизывающий до холода под сердцем туман, в котором ты теряешься безвозвратно и безвестно, который, как кислота, растворяет чувства и ощущения, притупляет сознание и лишает надежды. Из которого, кажется, уже никогда не вырваться.
И когда уже на глиссаде борт, наконец, вынырнул из облачности над верхушками приаэродромной лесопосадки, стало почему-то легче. Все вернулось на круги своя. Мы были здесь, на пороге кавказского ада. И чистилищем перед ним стелился под плоскостями Моздок.
В декабре 1994 года вокруг аэродрома войск было столько, что яблоку было негде упасть. Пехота, танкисты, артиллерия, связь, авиация. Все было перемешено в странную, дикую взвесь. По краям аэродрома — бесчисленные стрелковые взвода, чертыхаясь и утопая в осклизлом черноземе, разворачивались в уставные цепи, бежали падали, окапывались, едва не оказываясь под гусеницами танкистов, которые здесь же пытались наверстать за три дня то, что не делалось годами. То тут, то там оглушительно рвались, взметая к низкому дождливому небу, фонтаны грязи, разрывы — это "учились" саперы. В единственном на всю группировку тире для стрельбы из пистолета пытались пристреливать пулеметы "бэтээров". И над всем этой какофонией витал дух какой-то обреченности, нервозности и суеты. Никто не знал, что его ждет, никто не был готов к надвигавшемуся часу "икс".
В ОДИН ИЗ ДНЕЙ, помнится, пригласил к себе начальник разведки ВДВ Павел Яковлевич Поповских. В кабинете находились еще два десантника. Молодые крепкие ребята. Вообще, в те дни создалось ощущение, что единственной по-настоящему боеготовой частью русской армии был полк спецназа ВДВ, который создал и сформировал Павел Поповских. Так оно потом и оказалось. Именно Павел Поповских и его бойцы смогли в новогоднюю ночь 1995 года пробиться к генералу Рохлину и переломить ход боев в Грозном. Просьба его была лаконична — переодевшись в "гражданское", проехать по трассе Моздок — Горагорск и снять на видео развилки дорог и возможные укрепления дудаевцев. Снимать должны были его разведчики, сидевшие рядом. Мы же должны были осуществлять прикрытие группы "под журналистов". Нам дали старую "Ниву" с московскими номерами и рано утром мы отправились в путь. Долго взбирались по горному серпантину. Резина у нас оказалась практически "лысой", и мы то и дело буксовали на заснеженной горной дороге. Наконец перевалили через хребет и выскочили на равнину. На большем перекрестке-круге остановились первый раз. Изображая журналистов, "проинтервьюировали" ингушский милицейский пост на фоне развязки и здания КПП. Ингуши дружно утверждали, что не оставят в беде своих "чеченских братьев", и если что, добровольцами уйдут к ним воевать против России. Они именно так и сказали, себя, видимо, уже не считая ее гражданами. Потом, почему-то проникнувшись к нам симпатией, они повезли нас к "чеченским братьям" в Горагорск, "настоящим боевикам", как они объяснили, чтобы те тоже "дали интервью". Упускать такой шанс было нельзя. И, несмотря на то, что корреспондентское удостоверение было только у одного из нас, а "гражданка" спутников состояла из военных бушлатов без погон да спортивных штанов, мы поехали.