Мы, коммунисты, считаем себя частью народа. Мы страдаем народным страданием, ужасаемся тем же ужасам, которым ужасается народ. Наш голос — это голос оскорбленного, униженного, поднявшегося на борьбу народа. В эти предвыборные недели и месяцы я объездил всю Россию, побывал в огромных городах с университетами, ракетными заводами и в обычных фабричных поселках, в маленьких сельских хуторах, деревеньках. И в огромных, наполненных профессорами или военными залах, и в тесных, дымно натопленных комнатушках, возле скотных дворов и ремонтных мастерских люди задавали мне вопросы, тысячи вопросов. Сейчас я хочу из этого несметного множества человеческих мыслей, сомнений, страстных зовов о помощи выбрать основные вопросы и мысли, чтобы людям была понятна наша позиция, чтобы народ знал, с какой целью мы движемся в Думу. Какие цели и идеалы мы будем отстаивать, за какие ценности станем сражаться.
* * *
Учителя, врачи, библиотекари, хранители музеев, множество служащих, без которых не может работать ни одно учреждение, те, кого мы условно называем бюджетниками, обращались ко мне с одним и тем же вопросом: “Мы месяцами, иногда годами не получаем заработную плату, мы приходим в наши классы, в наши поликлиники, в наши библиотеки голодными. Мы износили последние туфли и последние пальто. Иногда мы падаем в обмороки, но мы не покидаем своих классов и медицинских кабинетов. Мы служим тем заповедям, на которых всегда воспитывалась русская интеллигенция. Вы, коммунисты, знаете о нашей нужде, вы слышите нас. Чем вы поможете, как прекратите наше униженное существование, как прервете наше безденежье, наше полуголодное бытие?“
Я отвечал им: “Каждый год из России незаконным или полузаконным образом выкачивается 25 миллиардов долларов. Работает страшная помпа, запущенная врагами нашей страны, которая высасывает из народа все соки, все средства. Мы заставим остановиться эту помпу, мы развернем эти десятки миллиардов долларов обратно в Россию, в бюджет. Это ваша зарплата, это ваше тепло, это ваши учебники, это ваши медикаменты. Украденные миллиарды станут работать на российскую школу, больницу, музей или библиотеку. Зарплата учителя и врача будет не менее 3 тысяч рублей.”
* * *
В холодных цехах огромных заводов-гигантов, которые в советское время выпускали ракеты, тракторы, строили невиданные по красоте и мощи машины, в цехах, по которым сегодня гуляет поземка, я разговаривал с угрюмыми, продрогшими рабочими, не покидающими своих остановившихся станков. Они говорили мне: “Нас, рабочих, обманули. Нам обещали высокую зарплату, техническую революцию, благосостояние и достаток. Вместо этого наши заводы встали. Наши станки ржавеют, наши коллективы разогнаны. Люди чахнут без работы и без заработной платы. Новый собственник, который пришел на наше производство, распродал все, что можно было продать, промотал все, что копилось десятилетиями, оставил эти голые мертвые стены. Мы не видим его месяцами, он шурует где-нибудь на Багамах. Что нам делать? Идти на баррикады, брать булыжник или автомат? Чем вы, коммунисты, поможете остановившейся российской промышленности?”
Я отвечал им: “Временщики, 10 лет назад провозгласившие великие реформы, провалили эти реформы, погубили великую советскую экономику. Мы вырвем заводы из алчных рук новоявленных пришлых хозяев, мы вернем производство его главному собственнику — народу. Опыт возмущенного Выборга показал, что только рабочие коллективы, вернув себе цеха и станки, в состоянии наладить производство, в состоянии следить за правильным распределением сырья и готовой продукции, в состоянии ударить по рукам вора и расхитителя. Мы в Государственной думе будем продолжать нашу прежнюю линию — восстановление народного и государственного контроля за производством. Народному производству — народный директор. Народным директорам — народный контроль. Наши выборы — за рабочих Выборга.”
* * *
В военных гарнизонах, на палубах ракетных крейсеров, на пограничных заставах, в аудиториях военных училищ и академий молодые офицеры, прошедшие чеченскую войну, спрашивали меня: “Почему террористы были вооружены лучше нашей армии? Почему в то время, когда мы уходили в рейды, когда сражались в окружении, мерзли в ледяном Грозном, нам в спину стреляли российские телевизионные каналы? Как вы, коммунисты, относитесь к сегодняшней кампании в Чечне?”
Глядя в их суровые, обожженные лица, в их твердые немигающие глаза, я отвечал: “Мы, коммунисты, всегда указывали на преступный, разрушительный характер так называемых военных реформ, которые лишили сегодняшнюю армию ее славных традиций, разрушили систему ее управления, прекратили поставки современной боевой техники в воюющие части. Сегодня Путин, чья популярность растет за счет мужества рабоче-крестьянских сыновей, воюющих в чеченских предгорьях, за счет таланта блестящей когорты русских молодых генералов,— Путин лишь отчасти отвечает нашим представлениям о современной армии. Да, мы считаем, что с международным террором против России должно быть покончено. В этой войне мы целиком на стороне нашей армии. Но мы отдаем должное и дагестанским ополченцам, которые сражаются рядом с российскими солдатами. Мы отдаем должное чеченцам, которые подверглись страшным испытаниям при Дудаеве и подвергаются им сегодня, при Масхадове. Мы считаем, что чеченская война была развязана прежде всего в Кремле. Мы рассматриваем армию не просто как боевую силу, а как важнейший институт государственности, как своего рода храм, на который тысячелетиями молятся русские люди. В Думе мы будем отстаивать честь армии, будем отстаивать ее достойное существование, сделаем все, чтобы с конвейеров военных заводов в армию поступали современные вертолеты, системы залпового огня, новейшие автоматы, приборы ночного видения и средства ведения разведки. Мы хотим, чтобы наша армия отстаивала интересы народа, а не узкой группы богачей, чтобы наш солдат служил не банкиру, а Родине.”