— Это, прежде всего, Салават Щербатов, который сделал копию-перевод в бронзу. И, конечно, архитектор Тимофей Садовский, с которым мы решили поставить в основу памятника скульптурную работу Михаила Аникушина, созданную еще при жизни Георгия Васильевича. Сам Георгий Васильевич очень любил эту скульптуру, изваянную его другом, и говорил, цитируя Достоевского, что это ему напоминает аристократа эпохи упадка Рима. Символический образ для нашего времени... А изготовили этот памятник ленинградцы, мои земляки, на заводе “Возрождение” и в Северо-Западной дорожной компании. Я всем им сердечно признателен — так же, как и всем, кто сегодня пришел на это торжество. Оно, на мой взгляд, достойно памяти Георгия Васильевича Свиридова.
По благословению Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II богослужение при открытии памятника совершил архиепископ Истринский Арсений. Перед богослужением он сказал:
— Досточтимые братья и сестры, мы сейчас говорим и слушаем высокие и теплые слова об одном из лучших сыновей нашего Отчества. Как принято у нас на Руси, память о таких людях всегда увековечивается. Не только в сознании поколений останется великий Свиридов, но и в тех памятных знаках, которыми мы увенчаем место его упокоения. Установление и освящение памятника — это освящение и увековечение имени и творческого подвига Георгия Васильевича Свиридова в истории России, в истории мира.
Людмила АНДРЕЕВА
Владимир Бондаренко АЛАЯ ЛЮБОВЬ ОЛЬГИ ФОКИНОЙ
КОГДА-ТО, ВГЛЯДЫВАЯСЬ в своё крестьянское детство, иные русские будут жадно вчитываться в простые и чистосердечные строчки прекрасной русской поэтессы Ольги Фокиной.
Храни огонь родного очага
И не позарься на костры чужие!
Таким законом наши предки жили
И завещали нам через века:
"Храни огонь родного очага!"
Лелей лоскут отеческой земли,
Как ни болотист, как ни каменист он...
Не потянись за чернозёмом чистым,
Что до тебя другие обрели.
Лелей лоскут отеческой земли!
...................................................
Простые звуки родины моей:
Реки неугомонной бормотанье
Да гулкое лесное кукованье
Под шорох созревающих полей.
Простые краски северных широт:
Румяный клевер, лён голубоватый,
Да солнца блеск, немного виноватый...
Разве не становится ясной для читателя прозрачно-чистая картина северной Руси?
Конечно, можно найти у поэтессы и нечто коктебельское, и питерский пейзаж, но всё это наносно-мимолётное. Отстранённое и потому холодное. Пейзаж её Рая — это пейзаж северной деревни.
В её представление о поэтическом Рае входят все представления фольклорной, Древней Руси.
Чтобы поднять семью — Расею —
Да и самой бы не упасть.
Чиста её пред миром совесть:
Родимый дом не разорён,
Жива Архангельская область,
И Верхне-Тотемский район.
Свой северный родной этнос всегда в мире фокинской поэзии, она никак не может насветиться народными северными красками, искренне томится на стороне. Это же не для красного словца, а совершенно органично вырвалось у Фокиной высмеянное либералами, пародированное Александром Ивановым, глубинное патриархальное заверение:
Мне рано, ребята, в Европы
Дороги и трассы торить:
Ещё я на родине тропы
Успела не все исходить.
Исхожена самая малость!
И мне не известны пока
Ни холодность чувств, ни усталость
В стремленье к родным родникам.
Сильнее не ведаю власти,
Чем власть материнской земли!