Выбрать главу

Корр. После вашего рассказа я воспринимаю вас прежде всего как теоретика, математика, но, вероятно, такое восприятие не совсем верно. Все-таки геофизика — наука, которая невозможна без полевых исследований, и вы, видимо, осваивали ее не только в кабинетах.

В.С. Да, я работал после окончания Московского геолого-разведочного института в 1955 году около десяти сезонов — сначала в Нижнем Тагиле на руднике III Интернационала, затем в Забайкалье, в бассейне реки Селенга, еще позже в Якутии и на Курской магнитной аномалии. Конечно, этот опыт дал мне как теоретику колоссально много — именно для понимания того, как соотносятся теория и реальность. Это касается не только учета каких-то инструментальных погрешностей или отклонений в прокладке профиля на местности — прежде всего это касается чувства того, какая огромная и прекрасная наша страна, я имею в виду не только Россию, но и весь Советский Союз. Пусть сегодня это не одна шестая, а одна седьмая часть суши, но все равно это крупнейшее и самое разнообразное в геологическом отношении государство мира. Здесь есть и платформы, на которых мощность чехла осадочных пород составляет даже до 15 километров, как в Прикаспийской низменности. Здесь есть и кристаллические щиты, выходящие почти на поверхность. Здесь есть и складчатости — например, девонская на Урале, мезозойская — Верхоянская, альпийская — на Кавказе. И все это огромное богатство нам еще предстоит изучить и в геологическом, и в геофизическом отношении.

Корр. Как вы, кстати, относитесь к идее разрешить куплю-продажу земли?

В.С. Вы знаете, это совершенно чуждая нашему образу жизни идея. Ведь что значит продать землю? Это значит продать не только какую-то площадь, геометрическую поверхность, но, по большому счету, это значит продать какую-то часть планеты — вплоть до ее ядра. Одна американская компания умудрилась продавать даже участки Луны — и находились желающие. Как можно продавать то, что не принадлежит и не может принадлежать человеку? Продажа земли — очень вредный самообман. Я уже не говорю о том, насколько установление частной собственности на землю будет вредить, например, собственно научным исследованиям.

Корр. Владимир Николаевич, вы как человек науки остро переживаете ее нынешний кризис, связывая его с кризисными и даже катастрофическими явлениями в нашем обществе. Тема взаимоотношений науки и власти — это ваша тема. Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию здесь?

В.С. Надо сказать, что в советское время геофизическая наука развивалась чрезвычайно бурно. С моей точки зрения существует два чрезвычайно важных обстоятельства, о которых в последнее время у нас почему-то забывают, а на Западе не понимали вообще. В истории отечественной науки можно выделить три очень разных периода: дореволюционный, советский и, условно говоря, постсоветский. Наука царской эпохи началась практически с указа Петра I, положившего начало императорской Академии наук (1724). Мы должны понимать, что труды Академии уже тогда имели серьезное значение для мировой науки, но делались они в значительной мере иностранными учеными, которых приглашали в Россию. Из наших корифеев на протяжении первых почти полутора веков можно назвать единственно М.Ломоносова. А, например, Л.Эйлера, который трудился в России на протяжении нескольких десятилетий и был исключительно творческим человеком, написавшим свыше 800 работ, в трудах Академии публиковали вплоть до 1861 года, то есть в течение почти 80 лет после его смерти. И только со второй половины XIX века ситуация начинает понемногу выправляться. Появились Лобачевский в геометрии, Менделеев, Бутлеров, Зинин в химии, Сеченов, Мечников и Тимирязев в биологии, Столетов, Лебедев в физике, основоположник отечественной геофизики Голицын и так далее.

Тем не менее, к концу XIX века в Российской империи имелось всего 9 университетов. И только при советской власти наука получила статус настоящей общественной силы. Наша система образования не зря была признана лучшей в мире. Причем, если взять юбилейный справочник Академии наук, то можно увидеть, что подавляющее большинство наших академиков были выходцами из деревень, из малых городов и так далее. К концу 80-х годов в России было свыше 900 высших учебных заведений, а высшее образование имелось почти у 15% взрослого населения страны. Наука являлась одним из главных государственных приоритетов, хотя финансировалась на уровне в несколько раз более низком, чем в странах Запада. Особенно это касается оплаты труда ученых. Но надо признать, что и подготовка ученых была практически бесплатной для них. И работали во многом благодаря научному энтузиазму на высочайшем мировом уровне. В конце 60-х годов научная литература на русском языке по объему была второй в мире, около 20%. А что сейчас?