В чем же здравый смысл? Да в том, что мы — здесь. На этой сцене, в этом зале. Одни из нас — острова, другие — полуострова, но если мы все сольемся, то мы создадим такой материк, который спасет страну. Все еще не закончено. Еще существуют такие люди, как вы, и я рад, что наш театр находится в общем строю. Театр, который седьмой год не получает ни копейки из государственного бюджета, но держится. 147 человек. Это не сравнится с подвигом 84 десантников. Но если сложить все усилия — нашу великую утрату и всех, кто еще остался жив, мы сделаем то, что должны сделать, мы исправим ошибку, которая совершилась в 1991 году.
ЖАННА БОЛОТОВА
Говорят, мы строили плохой социализм, что это был и не социализм вовсе. Но, как пишут поляки на заборах: "Если это был не социализм — верните то, что было!"
А капитализм… Капитализм, видимо, это то, что мы наблюдали десять лет. Это кошмар. Ведь все эти войны — порождение капитализма. Я не астролог, но я знаю — будет хуже. Раскол в обществе будет углубляться. Мне стыдно смотреть в глаза нашим любимым артистам, которые берут подачки-премии, в тысячу раз превышающие зарплату профессора университета. Или возьмите дружбу народов. Ничего лучше нее не может быть, и наша страна это доказала: мы так жили, мы так чувствовали, и это правда. А сегодня братские народы смотрят друг на друга, как на врагов. И я уже думаю про себя: Боже мой, неужели и я ненавижу чеченцев?
Мы, все в этом зале, не верим лживым опросам. Конечно же, нас, советских людей, больше. Те, кто голосуют за КПРФ, за Зюганова, — голосуют за социализм. Самое человеческое, что всегда почиталось в мире — верность: своей Родине, идеалам, общему делу. Я верна своему русскому народу и всегда с таким счастьем вспоминаю слова, которые здесь наизусть знают все: "Нас вырастил Сталин на верность народу…"
ВАЛЕНТИН ЧИКИН
Можете себе представить женщину — взрослую, прожившую большую жизнь, из города Грозного — сварщицу с огромным стажем. Она рассказывала нам — все это десятилетие у нее распад: семьи и страны. Она живет в Ставропольском крае, ютится в курятнике. Доведена до отчаяния — уже не раз приходила ей мысль покончить собой. Она рассказывала, как роется на помойке, собирает дровишки, бумажки… И наталкивается на газету. Читает, берет с собой. Перечитывает до дыр. И говорит, этот обрывок газеты спас ей жизнь. Благодаря ему она решила жить и не сдаваться.
Мы привыкли к тому, что патриотическая пресса — одна мортира, другая пушка… Но сегодня мы видим, что патриотическая пресса — это океан. Сегодня мы видим: нас очень много, множество талантов, приходят новые, молодые силы — прекрасные юные лица.
В дни больших кампаний, огромных событий возникают в России волны патриотизма. Это чувство пробуждается на каком-то генном уровне. По всей стране кипит сегодня настоящая патриотическая работа. И мы, русская пресса, должны быть собирателями все того нового, что прорастает сквозь толщу России.
Американцы сумели согнать индейцев в резервации. Наверное, туземцы были очень доверчивы. Мы, русские, тоже доверчивы. Но у нас позади было несколько революций. Мы знаем, что почем. Нас невозможно загнать в резервацию.
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
Меня часто спрашивают: страшно ли на войне. Ответ лежит на поверхности: страшно. Но всякий раз пытаешься понять, что же на войне самое страшное. И вдруг понимаешь, что больше всего боишься, вернувшись домой, узнать, что все было зря. Сегодня действительно нет гарантии, что нашу войну не остановят. По-прежнему есть вероятность, что вновь кто-то с кем-то договорится, что войска повернут назад, что армию опять предадут. Этот страх в сердце и солдата, и генерала.
Меня часто спрашивают: горько ли на войне. Конечно, горько. Когда хоронят друзей, когда гибнут роты. Горько, когда утром узнаешь, что опять из засады ушли Хаттаб и Басаев. Горько становится и тогда, когда задумываешься, почему так происходит. Почему после блестящего Афгана, где наш ограниченный контингент гонял многотысячные группировки боевиков, сейчас заново приходится учиться воевать и побеждать?
Часто спрашивают: против кого мы воюем? Хотим ли мы вогнать чеченцев в каменный век? На самом деле, мы никогда не воевали против чеченцев. Я сам много раз видел, как на войне солдаты из-под пуль вытаскивали чеченскую старуху или ребенка. Сотни раз видел, как голодные солдаты, у которых, кроме банки консервов, ничего с собой не было, делились ею с мирными чеченцами. Мы воюем против боевиков, и эта война беспощадна. Три года они делали, что хотели: похищали людей, устраивали теракты, терзали русское население. И настал час расплаты...