Так распорядилась судьба, что принял он бригаду в очень тяжелые времена и повел ее, что называется, с марша — в бой. Потери, которые софринцы понесли в Грозном, — удар для всех тяжелый. А каково командиру, ответственному за все, за каждого солдата? Да если еще начнут за глаза, злым шепотком винить именно его. К чести софринцев, ни один из офицеров, прапорщиков и солдат не высказал упрека своему боевому комбригу. Не может быть упреков командиру, кто пресловутые тяготы и лишения несет на войне бок о бок с солдатом, как все, рискуя собственной жизнью...
Он служил на высокой должности во внутренних войсках Украины, но там не остался, когда распался Союз. Он вполне мог бы благополучно устроиться подальше от "горячих точек". Но согласился на полк в Дагестане, с понижением. Знал прекрасно, что там уже "припекает", что полк только-только формируется в боевой коллектив. Смешно сказать: выставили заставами вдоль горной чеченской границы на фронте в несколько десятков километров, вооружив, кроме стрелкового оружия... резиновыми палками. Получив сигнал о замеченном с заставы бронеобъекте противника, он приказывал своему артвооруженцу подполковнику Галееву: "Рафаэль Рахимович, хватай гранатомет и на "газоне-шестьдесят шестом" дуй на заставу". Неделю так и воевали, с единственным РПГ-7. Фоменко, инициативный и контактный, быстро наладил взаимодействие с пограничниками, не отстал от командующего тактической группировкой, пока не получил СПГ, АГСы, "Мухи", "Шмели", стереотрубы. Тогда господствующие высоты от Хасавюрта до Алмака были нашими. Бандиты в районе Зандака и других чеченских сел это хорошо знали, особо не рыпались. Полк держал границу до конца 96-го. Чем обернулось то пресловутое "хасавюртовское замирение" — теперь всем известно.
Войска ушли тогда из Грозного, чтобы ровно через четыре года сюда вернуться. Самый тяжелый для софринцев бой был 29 декабря в Старых Промыслах. Бой на всем протяжении рубежа, занимаемого бригадой, бой с утра и до темноты. Моджахеды засели в подвалах пятиэтажек, стоящих крепостной стеной на фоне домишек частного сектора. И сегодня тяжело вспоминать участникам того боя, "как мы их били, как доставалося и нам".
Бригаду, едва вышедшую из боя, как палочку-выручалочку, бросили в Алхан-Калу — там прорыв боевиков. Потом опять в Грозный. На этот раз в Заводской район. Здесь капитально окопались-ощетинились два отряда "непримиримых" — наемники-ваххабиты и чеченцы-наурцы...
Тяжелая очередь из “эзушки” шарахнула со стороны стадиона в полуметре от сетки, занавешиваюшей КП бригады. Упали на дно сырого окопа все, кто там был. "Духи" долбанули еще. Справа по фронту стояла батарея “саушек”, огонь которых корректировал майор по имени Ермек. К нему прибежал боец: "Товарищ майор, у нас "двухсотый" и два "трехсотых"! Огромный майор, в мешковатом маскхалате, похожий на белого медведя, увалисто побежал на свои позиции. Комбриг ставит задачу засечь и подавить вражью зенитную спарку. Ни танком, ни СПГ укрывшихся бандитов не достать. Работают минометчики.
А севернее, ближе к центру, работает авиация — зоркий комбриг даже считает отделившиеся от самолета бомбы: "Вон они — раз, два, три, четыре, пять, шесть..." В подтверждение правильности счета один за другим в городских кварталах ухают шесть взрывов. А кто-то сказал, что весь Грозный уже взят, что только софринцы топчутся...
Это хорошо, когда против минометов и зенитных установок противника есть наша авиация и тяжелая артиллерия. Это хорошо, что есть в бойцах и злость, и решимость сражаться. Конечно, мало приятного командиру слышать от своего солдата: "Я вперед не пойду". Это даже не трусость. Устал парень, надломился. Запас прочности у всех ведь разный...
Вечером разведчики сумели вытащить тела погибших два дня назад в этих кварталах рядового Семилетова и майора медслужбы Суховея. В горячке боя офицер кинулся спасать солдата, еще не зная, что тот убит, и сам попал в руки "духов". Смотреть страшно — с отрубленной головы майора снят скальп. Не надо теперь рассказывать, с какими нелюдями столкнулись софринцы. Не надо доказывать, что нелюдь заслуживает только смерти...
На лице комбрига, а он умеет скрывать эмоции и переживания, проступает нестерпимая душевная боль, боль, которая любого другого может свести с ума. Ему же предстоит работать. Работать с холодным умом...
НАЗАВТРА БРИГАДА выйдет в излучину мутной серо-бирюзовой Сунжи, где телевизионщики будут "допрашивать" комбрига среди чумазых, но явно повеселевших его бойцов. Репортер подведет итог интервью красивой двусмысленной фразой: "Командир привел свою бригаду в город. В город, которого нет".