Мы затеваем наш проект "Гексогенная демократия", стремясь расшифровать драгоценную, полученную в период выборов информацию о враге, чьими усилиями истребляется народ со скоростью миллион человек в год. Хотим создать чертежи новейшего, стреляющего в русский народ оружия, против которого отважно, с криком "ура", бежим, сжимая старомодную “мосинскую трехлинейку".
Этого оружия не было вчера. Оно сконструировано в кремлевских лабораториях в самое последнее время. Основано на знании психологии человека и нации. Использует страхи, мечты, комплексы неполноценности. Изуродованное представление о величии Родины. Выхолощенные понятия патриотизма. Это оружие проникло в наш мозг. И оно вне нас, недостижимо, спрятано в иллюзорный электронный импульс телевизионного экрана. Оно в структуре извращенной московской и губернской власти. В бандитском капитале русской провинции и в несметных олигархических состояниях, перекачанных за кордон. Мы хотим рассказать о новом типе управления огромными массами населения, которое приводят к избирательным урнам, добиваясь от него добровольного избрания своих палачей и мучителей. Это управление не требует массовых арестов, государственной монополии на прессу, доносчика и партийного функционера на каждой лестничной площадке. Мы хотим познать это оружие. Найти его уязвимые точки. Отыскать в его бронированных, запечатанных электронными кодами сейфах сосновую иголочку, на которой, как липкая капля смолы, таится смерть чудища. Передать эти открытия оппозиции. Вооружить ее в битвах, которые далеко не окончены.
Александр ПРОХАНОВ
Александр Сергеев ОПЕРАЦИЯ НА ПСИХОПОЛЕ
На закате правления Ельцина его ближайшее окружение и он сам встали перед острой дилеммой: либо бегство из России — либо попытка каким-либо путем удержать власть. В то время крах "либерального проекта" стал очевиден всей стране, и режим лишился даже минимально необходимой базы поддержки в 5 процентов, без которой неминуемо следует политический обвал. Дефолт-1998 похоронил последние надежды части граждан стать "средним классом", бомбардировки Югославии убедили даже самых наивных, что США является не партнером, а стратегическим врагом России — в том смысле, который вкладывают в это понятие военные специалисты.
В это же время отчетливо обозначилась тенденция на "слив" президентского окружения западными "партнерами". После того, как открыто враждебные действия правящей элиты Запада против "придворной группировки" стали очевидны (скандал с "Бэнк оф Нью-Йорк”, история с банковской карточкой Б.Ельцина), камарилья осознала, что ее политическое и физическое выживание возможно лишь путем мобилизации внутренних ресурсов и только на российской территории.
С другой стороны, к весне 1999 года для "придворной группировки" стало примерно ясно, чего хочет от государственной власти большая часть народа России. Тайные и открытые социологические опросы, исследования национального психотипа, различные эксперименты с национальным коллективным бессознательным с применением самых экзотических методик выявили, наконец, "болевой узел" в мироощущении политических масс. Таким "болевым узлом" оказался не протест против социального неравенства, не неприятие коррумпированной власти, а колоссальный комплекс национально-государственной неполноценности. Этот комплекс, сформировавшийся после тяжелейшей коллективно-психологической травмы, вызванной гибелью советской государственности, распадом страны, годами чудовищного и невиданного в русской истории национального унижения. Эта волна национального унижения захлестывала русского человека везде, на каком бы уровне общественного бытия он ни находился — от геополитики до продуктового рынка. Он видел, как ельцинская власть пресмыкалась перед Западом, как в бывших советских республиках русское население загоняли в гетто, как в торговых рядах продавцы заламывали астрономические цены, плохо говорившие по-русски. Унижение было таким сильным, таким подавляющим, что людям с развитым национальным чувством впору было сойти с ума. Другой причиной, утяжелявшей эту боль, делавшей ее кричаще невыносимой, была внезапность удара: ведь национальная катастрофа состоялась буквально за считанные месяцы, все произошло настолько молниеносно, что многие не успели и не смогли создать свою личную, внутреннюю систему психологической защиты, не сумели выработать адекватную сложившейся ситуации линию поведения. При таких симптомах резко притупляется способность к анализу, стремление к вдумчивой, осознанной оценке ситуации. С другой стороны, возникает судорожное ожидание перемен, избавления, заставляющее безрассудно верить в любую, даже самую эфемерную возможность исцеления травмы. Чередуясь с нигилистическим отчаяньем, такие настроения непрерывно захлестывали русское психополе. Массы людей жаждали возмездия, грезили об автоматных очередях и ракетных ударах — не важно, по кому: по натовским изуверам, терзавшим Косово, по олигархам, ограбившим страну, по торговцам людьми, резавшим заложников на части.