Знак всегда представляет нечто иное. Интеллигент, к примеру, "вобьет себе в голову", что все люди добры или, напротив, злы, придумает талантливые сравнения народа с почвой, глубинным источником, кладезем, огромным потенциалом, начнет восхищаться "терпкой остротой народной мудрости", "солеными шутками", пословицами, поговорками. Боже мой, сколько самородков, их превратили в скотов… эксплуататоры. Грубый мужик или наглая баба "на самом деле" не таковы, их довела до этого "среда", надо их воспитать, обработать на манер горной породы или дерева, и тогда заблестит "золото сердца". Другой вариант предвзятой общей идеи: жизнь изначально опасна, народ — косная масса, стадо, воспитывать эту сволочь бесполезно, надо их давить или, по крайней мере, остерегаться, "быть во всеоружии". Интеллигентный юноша принимается за тренажер, кун-фу, вдохновленный "аналогичными случаями" и успехами киногероев. Меж собой и потенциальными хулиганами он воздвигает опосредованную систему боевых приемов, "моделирует схватку", не желая верить, что уличная драка — это импровизация, не требующая предварительного сценария и подготовки. Это напоминает притчу дзена про кота и лису, которые спорили о способах бегства от собак. Лиса заявила, что знает минимум десять таких способов, кот пригорюнился: он знал только один. Примчались собаки: кот мигом взлетел на дерево, лиса принялась выбирать самый лучший способ из десяти и попала в лапы.
Жизнь — беспрерывная импровизация и никакой аналитике не поддается; "прошлое" и "будущее" суть церебральные фантомы; окружающие вещи и люди есть то, за что они себя выдают. Интеллигенты вряд ли согласятся с таким категорическим утверждением, они знают: мы сами по себе, жизнь сама по себе, здесь наш "внутренний мир", там — "мир внешний", до крайности несовершенный, взыскующий реформаций. Они теряются и паникуют, когда встречают несводимую к дистанции и знаковой системе реальность, например, внезапную агрессию, "бессмысленную жестокость", скабрезные позы, анекдоты, эмерджентность "материально телесного низа" вообще. Они паникуют при виде кошмарных пейзажей цивилизации и "технического варварства", хотя все это столь же натурально, как деревья и звезды. Здесь вот какой момент: необходимо различать науку и технику. Ученые придумывают абстрактные схемы и модели, "научная реальность — частный случай фантастической панорамы", как сказал Ортега-и-Гассет. Технику делают "простые люди из народа" при помощи специфического разума рук и специфической интуиции материала. По словам Германа фон Кайзерлинга, это сродни способности дикарей ориентироваться в джунглях или выбирать то или иное дерево для постройки лодки. Заметим: для этих "простых людей" любой материал индивидуален и жизнеспособен. Отсюда обычные насмешки над интеллигентами: они "безрукие" и "не умеют вбить гвоздя". Понятно почему: для "работников умственного труда" — социологов, политиков, экономистов, юристов, гуманистов, просветителей, культуртрегеров — "человечество" это однородный человеческий материал, доступный любой экспериментально идеологической интерпретации. Хорошо если это "добрые интеллигенты", радеющие о "счастливом будущем человечества". Ну а если сомнительно добрые, убивающие "ради блага людей" сотни тысяч животных в своих институтах, а если совсем злые, уничтожающие в "справедливых войнах" половину своих и чужих? Все они рабы общих идей, сомнамбулы агрессивного головного мозга, который учитывает всё, не брезгует ничем, высасывает жизненные силы из своих носителей, а затем из всего окружающего.
В начале 20-х годов Макс Шелер высказал идею о ресублимации, о признаках "оттока жизненной энергии от головного мозга", имея в виду массовый спорт, женскую, молодежную, расовую эмансипацию. Сейчас видно, во что все это превратилось, не стоит даже распространяться на данную тему. И все же вряд ли этому совершенному инструменту смерти удастся победить первобытный Хаос.