8
Вообще говоря, уже давным-давно многострадальное российское чиновничество, зажатое божьим промыслом на протяжении веков между самодурством по преимуществу нерусской власти и справедливой ненавистью российского населения, выработало действенный алгоритм собственного выживания: "Держись за начальство — будешь ближе к народу." Так вот, стратегическая линия второго человека в СССР, члена Политбюро Рыжкова, в подлую годину горбачёвской измены вся без остатка укладывалась в эту парадигму чиновничьего самосохранения. Любой, кто тогда наблюдал поведение Рыжкова, не мог не подивиться иррациональной нечеловеческой цепкости, с которой он, несмотря ни на что, держался за своего генсека. Ближайший коллега Николая Ивановича, председатель Совмина РСФСР Воротников, отметил в своих дневниковых записях, что Рыжков "много сделал для утверждения власти Горбачёва и дольше всех верил ему".
Хорошо помню роль Рыжкова в шекспировской по накалу страстей трагедии, разыгравшейся десять лет назад на подмостках III съезда н/д СССР. На этом съезде Горбачёв, изо всех сил подпираемый другим своим верным санчо Анатолием Лукьяновым, продирался правдами и неправдами сквозь отчаянное сопротивление депутатов к выдуманной им лично для себя должности президента СССР.
С большим трудом выломав народным избранникам руки, Горбачёв и Лукьянов, ничтожным преимуществом в 46 голосов, добились от них согласия на изготовление первого президента СССР тут же, на съезде. Ответным ходом несмирившиеся депутаты выдвинули альтернативой кандидатуре Горбачёва на роль президента Рыжкова. Тот, движимый чиновничьим инстинктом самосохранения, заявил самоотвод. Страсти разгорелись. Депутаты продолжали настаивать на своём, разве что не бухались Николаю Ивановичу в ноги с мольбами не уходить от борьбы. Обуреваемый сомнениями, дрожащим от напряжения голосом Рыжков упорствовал. Это было незабываемое зрелище для людей с железными нервами. Ситуация складывалась таким образом, что не сними премьер свою кандидатуру, Горбачёв при нормальном голосовании, несомненно, потерпел бы поражение. Однако, как известно, Николай Иванович так и не нашёл в себе мужества переступить невидимую черту, отделяющую самого высокопоставленного из чиновников от настоящего партийного лидера. Тем самым он подарил Горбачёву пост президента СССР, принёс ему эту должность, как некоторые друзья человека приносят своему хозяину по вечерам домашние тапочки и свежую газету.
"Человек подначальный всегда следует предписаниям и не повинуется зову судьбы", — сказал Цвейг, имея в виду печально знаменитого маршала Груши, который своим раболепным следованием кодексу чиновничьей исполнительности погубил армию Наполеона в битве при Ватерлоо. Но то же самое можно отнести и к Рыжкову. За пять лет своего пребывания на высших постах в КПСС и Советском правительстве он так и не смог выдавить из себя "человека подначального", ощутить себя лично ответственным за судьбы величайшей мировой державы, подчиниться зову судьбы, не единожды предлагавшей ему славную роль спасителя Отечества.
Сейчас, вспоминая о событиях III съезда, Рыжков частенько ссылается на формальное решение Пленума ЦК, рекомендовавшего Горбачёва в президенты: дескать, подчинился партийной дисциплине. Однако почему же он не выступил на этом Пленуме с обоснованным отводом кандидатуры Горбачёва? Ну и самое главное, как мог Рыжков, произнесший в июле 1989 года слова "Партия в опасности!", спустя год, на ХХVIII съезде КПСС, всеми своим авторитетом способствовать переизбранию несомненного предателя Горбачёва на пост Генерального секретаря ЦК партии? Загадка души подначального человека.