На этом месте я прекращаю свой эксперимент в режиме реального времени, поскольку я более не являюсь активным участником событий. Эти события представляют собой наглядную и довольно страшную иллюстрацию многих положений, которые я пытаюсь изложить в настоящей книге в более абстрактной форме. Меня особенно страшит то, что в министерстве финансов США действовала отличная команда, а в России было наилучшее правительство во всей ее постсоветской истории; тем не менее кризис нельзя было предотвратить. Я также недоволен собственной ролью.
Я полностью сознавал, что система грабительского капитализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по "Связьинвест". Для этого были основательные причины, но факты — упрямая вещь. Сделка не удалась. Это была самая неудачная инвестиция в моей профессиональной карьере. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, которые неудачно использовали средства. Однако я не стал спасаться бегством. Мое письмо в "Financial Times" также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении открытого общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестиционной деятельности. Это показывает, насколько трудно совмещать две роли.
Владислав Шурыгин ПОГОВОРИМ О ГОРЬКИХ ДНЯХ КАВКАЗА...
Итак, за спиной год войны. Если точнее, то год и пять дней прошло с того дня, как отряды Басаева и Хаттаба ворвались в Дагестан.
И уж если сегодня годовщина этого вторжения, то можно не только подвести некоторые итоги этой войны, но и приоткрыть завесу над некоторыми ее тайнами.
Одна из них — почему боевики вдруг решились на этот поход. Что или кто спровоцировал его?
И другая — почему в первые дни части Российской армии фактически устранились от участия в боевых действиях и почему были открыты многие оперативные направления?
Чтобы узнать ответы на них — вернемся в недалекое прошлое. Чуть больше года тому Дагестан считался одним из самых взрывоопасных регионов России. Фактически республика находилась в полном политическом и экономическом параличе. Правительство бездействовало. Часть республики фактически вышла из-под контроля Махачкалы и жила самостоятельными анклавами. Это прежде всего ваххабитская "кадарская зона" — район крупных селений Карамахи и Чабанмахи. Приграничный чеченский акинский анклав Хасавюрта, ряд районов вдоль границы с Чечней в Ботлихском, Новолакском районах и под Кизляром. Фактически под ваххабитско-чеченским влиянием оказалось до трети территории республики и до 50% ее экономического потенциала. Ваххабиты и прочие мусульманские ультра вместе с криминальными кланами контролировали 97% добычи черной икры и осетрины, 85% всех автомобильных перевозок (карамахинский анклав), до 55% вино-коньячной промышленности.
Ослабление центральной власти дошло до того предела, когда в частях и городках Минобороны, расквартированных на территории республики, действовал официальный запрет на выезд и выход с территории части (городка) без охраны и тем более в одиночку. За пять месяцев 1999 года на территории Дагестана было похищено и вывезено в Чечню с целью выкупа более 200 военнослужащих и членов их семей. Военные были едва ли не самым ходовым "товаром" здешней работорговли и заложничества.
Аналитики Генерального штаба и ГРУ весьма скептически оценивали обстановку в республике и перспективы ее развития. Наиболее вероятным все чаще рассматривался вариант, при котором федеральный центр в течение августа — декабря 1999 года полностью утрачивал контроль над Дагестаном и власть в республике переходила под полный контроль прочеченских сепаратистов и мусульманских "ультра".