Но за ним тысячи людей, десятки гарнизонов, корабли у причалов. Уйдет он — и кого сюда назначат "реформаторы". Какого-нибудь лакея паркетного, который, стремясь угодить всем этим "рыжим Толикам", "березам" или "гусям", начнет закрывать гарнизоны, разгонять бригады и дивизии, резать остатки флота.
И он сдерживал себя. Он боролся за флот. Летел в Москву, униженно ходил по роскошным правительственным кабинетам, каждый из которых стоил больше, чем ремонт корабля в сухом доке. Улыбался, пил с ними водку, приглашал в гости, на охоту и пробивал, пробивал, ПРОБИВАЛ эти чертовы деньги! Уговаривал изнеженных гедонизмом банкиров "спонсировать" флот, ругался с губернаторами…
Его флот, его любовь, его боль…
Но что значат все эти его усилия перед этой трагедией? Кому о них рассказать? Женам моряков "Курска", которые вот уже третьи сутки не спят в своих квартирах?
Чем оправдать себя? Как помочь "Курску"?
Горький этот ход мыслей прервал оперативный.
— "Гэсэа" докладывает, что смог сесть на комингс, но не может "присосаться". Нет герметичности. Аккумуляторы сели. Он всплывает.
Что известно о натовцах?
Подозрительно затихли, товарищ командующий. Увели из района своего разведчика, потерян контакт с американскими апээл. Не похоже на них. В такой обстановке они наоборот стараются поближе подойти.
Обнаружили второй объект?
Никак нет. Гидрограф его засек, определил его как лодку, лежащую на грунте в пяти кабельтовых от "Курска". Но пока определяли "Курск", объект, видимо, снялся с грунта и ушел из района. Сейчас ищем…
Вода все ближе. Ее не видно в полной тьме, но каждой клеточкой тела чувствуешь ее приближение. Вот она уже лизнула грудь.
Все труднее дается каждый вздох. То и дело накатывает забытье, но уснуть, отключиться нельзя. Иначе — все. Тьма.
И вдруг сквозь углекислотную муть, сквозь забытье гулкий удар по корпусу:
"Нашли! Господи, они нашли! Они спасут, они рядом. — И слезы, которые невозможно сдержать, текут по щекам.
Уже не одиноки. Там, наверху друзья и товарищи борются за спасение, пробиваются сюда!"
Опять удар. Словно что-то огромное пытается тронуть лодку стальным пальцем.
"Колокол" сажают! — озаряет сознание. Только бы успели! Надо дать знать о себе. И рука вновь выстукивает по корпусу: три простых, три двойных, три простых. Три простых, три двойных три простых.
— SOS! SOS! …Вода!
…Три простых, три двойных, три простых…
— SOS! Вода!
Томительно тянутся минуты.
А море, словно испугавшись, что люди вырвут у него очередную жертву, все выше подымается по телу, ползет к горлу, стремясь забрать себе моряка.
Не успеют... Слишком мало времени. Губы хватают воздух у самого потолка.
И отдавая свой последний вдох ледяной воде, он еще успел подумать: жить!..
Комфлота вышел на открытую надстройку крейсера. Час назад он отдал приказ прекратить погружения "гэсэашек" — шторм больше не позволял работать спасателям. И теперь оставалось только ждать.
Он смотрел на бушующее море перед собой. Пенные валы вздымались к небу и опадали грязной мутной зеленью. В трех кабельтовых от крейсера качался на волнах БПК. Он словно очерчивал границы трагедии. Между ними, под этими ревущими волнами, на дне в полной тьме боролись сейчас за свою жизнь его моряки.
И он всеми силами своей души кричал им:
— Держитесь!
— Не сдавайтесь! Мы делаем все, что только можем!
…Командующий уже знал, что министр обороны, выслушав его доклад, принял решение принять помощь норвежских водолазов, что они готовятся к вылету и через сорок восемь часов будут здесь. Он знал, что уже утром под воду вновь уйдут спасательные аппараты и будут вновь и вновь пытаться стыковаться с лодкой.
Он только не знал, есть ли у него эти сорок восемь часов. Есть ли у него время хотя бы до завтра.
Как еще не знал, что страшный таранный удар вражеской субмарины и последующее столкновение с дном деформировали комингс-площадку и сделали невозможным стыковку с "Курском".