Еще за первые три дня я вот что разузнал о нашей агитгруппе. Делилась она надвое: на черную кость — местных; и на белую — нас, прикативших со своим высоким креативом из столицы. Наехало нас, белых, с дюжину: политтехнологи, статистики, назначения которых я до самого внезапного конца кампании опять же толком не постиг.
Статистики, две Ленки, фирменно и одетые, и говорившие, и презиравшие всех не себе подобных, — периодически выезжали в наш сельский округ пытать туземных бабок, за кого те пойдут голосовать. Потом день-другой обрабатывали данные: между затяжными перекурами у штаба набивали на компьютер. Я все подначивал со скуки их, когда на курительную лавочку подсаживался кто-нибудь из местных со своей невыгодной, против наших Мальборо "Примой".
— Лен, ты Иван Иванычу-то расскажи про креативну технологию! Про мониторинг — вишь, он сам спросить робеет, про электоральный срез!
Ленки только презрительно затягивались просвещенной "Мальборой", не мыслящей контакта с темной "Примой", — и точили на меня за это зуб.
Еще туманней была деятельность политтехнолога Лариски, заставлявшей аборигенов величать ее Ларисой Яковлевной. Она готовила какие-то еще электоральные таблицы — но для чего все это было нужно, если наша комиссарша Галя и так все знала назубок? Ее любимым выражением было: "Всех завтра выстрою — и чтоб летали мухой у меня!" А всякая попытка спора с ее фанатически упертым креативом, выжимкой из словоблудий популярных политических дельцов, приводила ее в настоящую истерику. В сердцах она мне сетовала: "Если б я еще писать умела для дебилов, ты б мне и вовсе был не нужен. Но, к сожалению, я так пишу, что академикам понятно, а быдлу — нет". Но она хоть как-то могла направить нашу склонную к разброду публику к какой-то, ей самой хоть ясной, цели.
А сладить с нашей белой костью, наделенной с вышины ее доходов прорвой самомнения, впрямь было нелегко. К примеру, от нашего жилья до штаба было ровно шесть минут ходьбы. Но чтобы попасть туда на ежедневный сбор в 10 утра, наша поднявшаяся с бодуна четверка могла прождать своей машины час, два, три и более. Я только заикнулся как-то, не пойти ль пешком, — как двухметровый Костя дико заорал: "Мать! Сашка беспредельничает, хочет нас пешком погнать!.."
Или мы раз позвали наших же к себе на ужин. Я вызвался его сготовить: часа два чистил, резал, жарил — и в запарке крикнул Эдику, слушавшему в кресле свой наушничек: "Эдик, тарелки вымой — и снеси на стол!" И вдруг он, чуть не до дуэли оскорбленный, мне: "Я тебе что, слуга?" Кстати он где-то с полкампании вообще остался без работы, поскольку по указке губернатора нам отказали в коммерческом телеэфире. И чтобы как-то оправдать свои 50 баксов в день, чуткий суворовец приладился к строительству с Галиной ее креатива: "Галь, а давай писать не "социальная защита всех незащищенных" — а как у Грефа: "адресная". Или, еще лучше, "гарантированная адресная"!”
Впрочем из нашей белой кости выделялся еще ушлый Миша, заправлявший тем, что называлось на жаргоне "пехота" или "ноги". Среди аборигенов надлежало выискать и грамотно построить несколько десятков человек, которые с доходчивой речевкой в пользу кандидата обходили непосредственно народ. Деревню за деревней, дом за домом — и пока я сочинял статьи для редких сельских грамотеев, а Эдик снимал мало достигавшие эфира ролики, — Мишкины пехотинцы заарканивали всех подряд.
И все же главную роль в нашем наезде на бедный сельских округ играл паразит совсем иного рода — компьютер. Наш гордый люд, как и ходить ногами, презирал писать что-либо от руки — все набивалось только на компьютере. Куда-то надо было завтра ехать — создавался сайд, открывался файл с сообщением, потом оно через дискету перекидывалось на другой компьютер, где был принтер. А так как постоянно то ломался дисковод, то кто-то выдергивал шнур от компьютера, чтобы поставить чайник, — на одну бумажку часто не хватало дня. И вся поездка тогда, по вине шибко извилистой оргтехники, срывалась.
Про подобный фокус мне рассказывал кандидат по соседнему округу Саша Тутов: "Раньше у нас в Котласе в депо сидел один начальник и при нем две секретарши — печатали приказы и вели все делопроизводство. Теперь там же стоят десять компьютеров — и уже десять человек при них. Используют их только как печатные машинки, слишком еще умные для нас. Поэтому вся волокита только выросла — и удорожилась на порядок. А народ при этом ходит без штанов".