ЛАВРА. ОТБЛЕСК БЛАГОДАТНОГО ОГНЯ
Во дворике перед домом настоятеля я повстречал Василия, приехавшего в монастырь с той же целью, что и я, — попасть на прием к главному духовнику обители. Но сделать это не удалось ни на этот, ни на следующий день. Его возвращения в Лавру ожидала целая толпа людей: миряне, послушники, монахи и священники — все с нетерпением ожидали его, как родного человека.
…Выйдя из машины, батюшка, окруженный плотным кольцом людей, сразу же направился исповедывать монашествующих. Пробиться к нему было невозможно. Знакомый священник посоветовал сходить помолиться Преподобному Сергию. Мы пошли. В полумраке древнего храма непрерывно звучали песнопения. Длинная цепочка паломников, извиваясь, неспешно шествовала к раке Преподобного. Вступив в промежуток меж северной стеной и столпом, я увидел мужчину, прислонившегося лбом к огромной иконе. Это был образ "Нерукотворного Спаса". Как и предшественник, я приложился лбом к иконе и стал просить. В какое-то мгновение почувствовал, как мое сознание куда-то провалилось и мои просьбы и слова понеслись в это открывшееся пространство… Вечером этого же дня мое странное состояние было объяснено: давший нам приют человек рассказал предание о том, как во время осады Лавры поляками находящуюся на южном столпе икону Святителя Николая пробило пушечное ядро, которое потом так и не смогли найти — оно улетело в мир иной.
И вот мы снова у дверей комнатки, где принимает батюшка. Помещение невелико и всюду люди. Тесно. Кое-где слышится чтение молитв, кое-где — перебранки. Жара. Василий приуныл. "Не горюй, — говорю, — вот в Иерусалиме на схождении Благодатного Огня людям так приходилось стоять по семнадцать часов. Мы же еще с тобою только три часа стоим". Поворачиваю голову в другую сторону и… даже мурашки пробежали. Рядом со мною стоит православная полячка-послушница, та самая, с которой я бок о бок стоял три года назад в Храме Гроба Господня на схождении Благодатного Огня. Вместе с ней тогда была еще польская православная монахиня Дарья. Я их навсегда запомнил за непоколебимое терпение, с которым они сносили и беснования румын, и фашистские ухватки израильской полиции. Не сразу, но вспомнила меня: "Вы нам про Новый Иерусалим рассказывали" — "Было такое дело!" Раз встретились — то и тут достоин. А сам подумал, что эта встреча, наверное, к большому терпению. Послушница попала в келью к батюшке. Нас же с Василием монах-келейник с зоркими глазами отсек и на этот раз. Прошлым днем Василию удалось-таки передать батюшке на ознакомление наши бумаги, но келейник заподозрил крамолу и решительно пресекал все попытки общения с духовником. То же повторилось и на следующее утро. На чтение псалтыри и акафистов не было больше сил, наступало какое-то опустошение…
Пошел третий день нашего пребывания в Лавре. Я стоял в отдалении от двери комнаты, где принимал духовник, без всякой надежды. Открылась дверь, келейник вперился в меня через головы впередистоящих. "Заходите. Кратко излагайте суть вашего дела".