Сам Фабиус заявил 23 августа, что авиаудар по Дамаску, в качестве возмездия за химическую атаку, неизбежен. 25 августа он повторил это в Иерусалиме. Ведь именно израильский генерал Итай Брун в апреле этого года первым обвинил власти Сирии в использовании химического оружия.
Но этим французский министр, как союзник команды Керри, ограничиться не мог, заодно объявив о необходимости создания палестинского государства. Вот тут и произошло то, что в американском военном жаргоне называется snafu - в приличном переводе "все вверх дном". Целая плеяда аналитиков-"ястребов" стремительно превратилась в голубей, а в британском парламенте Эд Милибэнд патетически воззвал к гуманизму. В том смысле, что утром - экспертиза ООН, а вечером - участие Лондона в "возмездии". Дэвид Кэмерон, ссылаясь на мнение большинства, отказался примкнуть к интервенции, а правая Telegraph похвалила его за мудрость.
Между тем, как справедливо напоминает Daily Beast, франко-саудовская авантюра разрушила региональную стратегию и Керри, и самого Обамы. Ведь они рассчитывали на флирт с Ираном, а эта страна с первого же момента не поверила поклепу на Дамаск.
Все еще ожидая "отмашки" Пентагона, фрондирует и обиженный Париж. "Мир больше не является однополярным", - заявил на встрече с дипломатами раздраженный Фабиус. "Скорее, можно говорить о нулевой полярности". Нуль - это Барак Обама.
ЯЗЫК НОВОГО ВРЕМЕНИ
В рассказе Франца Кафки "Исправительная колония" огромная механическая карательная машина множеством приспособлений мучает человека, но убить всё никак не может, потому что в этом процессе рассыпается на глазах. Англосаксонская машина новой колонизации, навязавшая миру постиндустриальную парадигму, сама попала в ее ловушку - но всеми силами пытается доказать, что ей по-прежнему принадлежит мировое господство, и никто не смеет на него посягать. У нас на глазах из этого механизма вываливаются болты, связывающие несущие идеологические конструкции и казавшиеся незыблемыми межэлитные скрепы. Но она еще в состоянии давить массой и вертеть на шарнирах страны-мишени, благо миллионы наемных человеко-винтиков по инерции исполняют профильные функции.
Машина продолжает наводить страх, что продемонстрировала готовность трех правительств остановить самолет со Сноуденом. Но она не работает как раньше. Еще десять лет назад невозможно было себе представить, что политики-изоляционисты, то есть противники экспансии постиндустриального псевдопрогресса, станут в Америке мощной и самостоятельной силой. И что очередную военную интервенцию всецело одобрят мизерные 9% американского общества.
Мало того, нападение на Сирию, если оно всё же произойдет, укрепит позиции не Обамы, а изоляционистов. С каждым авиаударом у них будет все больше безупречно патриотических аргументов. Они вправе сказать своему народу, и скажут наверняка, что внешняя политика определяется не Госдепартаментом, а прихотями вассальных элит, в первую очередь - израильской. И что поэтому роль, в которой выступает США как государство, не только бесславна, но и унизительна.
Автор концепции "мягкой власти" Джозеф Най учил, что ключом к ненасильственному подчинению является привлекательность имперской модели. Но тот "дух надежды", который Барак Обама внушал американцам на выборах 2008 года, он уже полностью растратил. Что стало особенно заметно после эпизода со Сноуденом: словами президента Nixon Center Димитрия Саймса, "проблема в том, что США раньше говорили с позиций морального превосходства, а теперь это будет очень нелегко". Моральная бездна, в которую обваливается Запад, позволяет России впервые за 20 лет говорить с ним на равных. Мало того - прямым текстом напоминать Западу о его разменянных ценностях. Что и делает Сергей Лавров, когда с трибуны, выходя за рамки дипломатического языка, называет худшим из двойных стандартов "использование лозунга прав человека для того, чтобы подорвать важнейшее из этих прав - право на жизнь". То есть - через головы магнатов и правительств - прямо апеллирует к заповеди Десятисловия.
Российская дипломатия в период "перезагрузки" демонстрировала всемерную лояльность Белому дому. И именно в этот период ее реальное влияние сократилось на Ближнем Востоке почти до нуля. В этом году Россия сменила тон и проявила стойкость перед давлением. Не только когда Москву принуждали выдать Сноудена, но и когда соблазняли оружейной сделкой с Эр-Риядом.