Не надо отчаиваться!
Авторский блог Михаил Кильдяшов 21:22 14 сентября 2017
Не надо отчаиваться!
о романе Александра Проханова «Крейсерова соната» (Ad Marginem, 2003; «Центрполиграф», 2015)
Михаил Кильдяшов
1
Оценить статью: 1
Время — субмарина: погружается в глубины бытия и ловит отголоски прошлого и грядущего. Ловит своим чутким ухом смыслы там, где нет зримых образов, где есть только колебания звука. Ловит гул истории, голоса предков: лица неразличимы, но слышны мелодии знакомых песен и стихов. В иных звуках живут иные голоса — тех, кто ещё будет рождён через века и тысячелетия, тех, кто сложит новые песни, напишет новые стихи.
Некоторые звуки едва уловимы: в них слышен праязык, что был внятен не только человеку, но и всему живому — птице небесной и цветку земному. Язык всеобщего благоденствия, язык — устроитель мира, способный и солнце останавливать и горы переставлять.
Порой время ловит неотмирный звук: последний берёзовый лист опускается на выпавший снег. Но тонкая берёза стоит не на бренной земле, а посреди Русского Рая. Рай до поры никому не ведом, Рай до поры — лишь мечта, упование и молитва. Но тихий ангел в самую тяжёлую для человека минуту срывает с древа иссохший лист, не слух, но сердце внемлет кружению, крепнет вера, уста изрекают: "Не надо отчаиваться!".
Так от неуловимого прошлого до непостижимого будущего колеблется амплитуда времени. Она рождает причудливые синусоиды, каждая из которых вычерчивает определённый этап истории.
От синусоиды к синусоиде движется в своих романах Александр Проханов. Взрыв, расколовший великий красный континент, сместивший ось бытия, исказивший представление о справедливости, разорвавший связь поколений — породил новый период в жизни отечества, новый период в творчестве писателя. Быть может, самый мучительный, потребовавший нечеловеческих сил для преодоления отчаяния, для решительной схватки с врагом. Период, когда последний солдат империи, столкнувшись лицом к лицу с всеразрушающим Господином Гексогеном, уже не воспевал былую техносферу — советскую мегамашину, не пытался срастить космос технический и космос метафизический. Период, когда уже не требовалось примирения старого и нового: ветхого деревенского дома и мощного завода-исполина. Период, когда из сачка разведчика-энтомолога безвозвратно упорхнула таинственная бабочка, облетевшая, как волшебный лепесток, все континенты. Период, когда вместо красных духов, излетевших из Кремлёвской стены, Родину заполонили чёрные духи, до поры таившиеся на чердаках истории в ожидании грядущего хама, в предвкушении великого предательства.
Этот период подобен "Саду земных наслаждений" Босха. Адские образы как предчувствие возникали во многих предшествующих романах Проханова, теперь же налетели полчищами саранчи из Апокалипсиса. Они принесли неприкрытую скверну, расплодились серыми недотыкомками и безжалостными палачами, явились рвать и обгладывать живое тело России, всаживать гвозди в её ладони.
Но есть и иные босхианские образы: смиренный лик несущего крест в окружении гонителей и хулителей. Вежды на этом лике сомкнуты, под ними сокрыт образ Рая. На устах молитва об одолении врага, о всеобщем спасении.
Подобный лик Проханов будет выписывать в каждом романе босхианского периода, будет приводить в равновесие мир, покосившийся под тяжестью зла. Каждый роман станет полем битвы "Чёрного квадрата" Малевича и "Чаши" Поздеева. Первый образ будет расчленять мир на мегапиксели, на атомы зла, а второй — удерживать единство силой света, притягивать добро.
Босхианский период — это всегда два полюса бытия, это точка жизни и точка смерти. Проханову и в жанре, и в языке, и в образах удаётся сочетать несочетаемое. Язык памфлета, гротеска и абсурда — для сил тьмы, и язык проповеди — для сил света. Раблезианские мотивы — для грешников, и житийные — для праведников. Но последние станут первыми, смерть окажется посрамлена, как и в романе "Крейсерова соната".
Роман начинается с одного из самых чёрных событий нашей новейшей истории — с гибели подводной лодки. В страшные дни неизвестности, неопределённости казалось, что толща морской воды давит не только на затонувшую лодку, но и на всю Россию. Сама страна уподобилась крейсеру, получившему огромную пробоину. Каждый новый вздох давался с величайшим трудом, хотелось, находясь на берегу, задержать дыхание, сберечь в мироздании как можно больше воздуха, чтобы там, в спасительных отсеках, его хватило морякам до заветного избавления. В любом звуке на земле — в дожде, бьющем о стекло, плаче ребенка, ходе часов — мерещилось "спасите наши души". Из всех зеркал, как сквозь могильную плиту воды, на тебя взирал уже смирившийся с Божьей волей мученик, в ответ на свои сигналы SOS услышавший тихую поступь Спасителя.