НИКИТА СЛУШАЛ Лешу и едва сдерживался, чтобы не сказать: туман все равно рассеется когда-нибудь, и зимовка на Вайгаче сгорела, и нельзя спастись памятью о том, чего давно нет. Но спросил он о другом: "А остальные где?" Леша, даже не удивившись, что немой вдруг заговорил, будто после его рассказа так и должно быть, горестно опустил голову: "Не знаю даже, живы или нет… Зато того западенца я встретил, на рынке, он торгует в Москве, там теперь много украинцев… На Украине, говорят, хуже нашего живут. Как тебя зовут-то?.. Хорошее имя, наше, русское. Так вот, Никита, не поверишь, обрадовался я ему, как родному, и он мне тоже. Виновато руками развел: "Что делать-то, семья у меня…" Я его не осудил. Расстались мы, как старые товарищи… Раньше мне часто снилось, будто я снова зимую с ребятами на Вайгаче. Проснусь, и такое счастье в душе: "Поет морзянка за стеной веселым дискантом, кругом снега — хоть сотни верст исколеси…" Хорошая была песня. А теперь и сон этот больше не снится… и песня не поется…"