Никита снова уселся на свое место и неожиданно почувствовал в душе такое же ощущение легкости и чистоты, какое бывает после причастия. "Как это все вышло! Как в сказке! Некоторым годами твердишь одно и то же, и все как об стенку горох. А тут и убеждать не пришлось. И опять благодаря батюшке: научился по его совету не лезть к людям с поучениями, и вон что вышло — взял человек и будто бы сам все понял и пропел: "Слава Тебе Господи, слава Тебе…" Даже не верилось, что это было на самом деле. Словно во сне приснилось.
А дальше что будет, Никита уже знал: даром такие возвращения в монастыри не проходят. Что бы потом ни случилось — другая зимовка у Леши началась.
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 53 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
ОХОТНИК ЗА ВАМПИРАМИ (О прозе Анатолия Афанасьева)
Эти десять чудовищных лет больно ударили по литературе. Многие художники угасли среди вихрей катастроф. Для художников-реалистов новый уклад не поддавался описанию. Новые инфернальные типы, неизвестные русской классической литературе, ускользали от понимания, требовали иного образного мира, не находящего подтверждения в традиционной стилистике. Рождение жуткой реальности стало для многих писателей катастрофой. Они замолчали. В это время Анатолий Афанасьев достиг вершины своего мастерства. Он всегда был урбанистическим писателем, знатоком искусственной среды, которая, как призма, искажала и преломляла естественные человеческие чувства. Он был склонен к аномалиям, к сюрреализму, блестяще использовал иронию как метод познания. Он оказался подготовленным к нашествию разрушителей, к сотворению ада. Уже десять лет он пишет один непрерывный "мегароман". Мегароман делится на куски, выпускается в свет под названиями: "Московский душегуб", "Пришествие сатаны", "Плач по братве", "Вампир в городе", главу из которого мы печатаем. У этих романов разные сюжеты, герои, у каждого свое начало и свой финал, но тем не менее — это части одной жутковатой саги о русских мучениях. С одним странным, переходящим из романа в роман неназванным героем. Героем, которым является сам Анатолий Афанасьев.
Сегодня Афанасьев — один из самых популярных современных писателей. Он завоевал коммерческий книжный рынок, не уронив своей эстетики, своей философии. Его книжки небольшого формата лежат на уличных лотках, продаются на вокзалах. Их везут почитать на отдых куда-нибудь в Ниццу или на Багамы живые персонажи его писаний. Пресыщенные "новые русские", полеживая на золотистом песке, по-мазохистски читают о своих же дьявольских деяниях. Смеются над наиболее сочными эпизодами. Над кем смеются? Над собой смеются… Некоторые из близких Анатолию Афанасьеву, очень достойных писателей, снобистски считают, что Афанасьев занимается неправедным делом. Дескать, романы его — песнь сатанинскому времени. Не понимаю этих неофитов от православия, которые не с ангельским рвением ищут в своих товарищах бесов. Мудрец сказал: "Бойся бить в человеке по дьяволу, как бы не задеть в нем Бога".
Автор вступает в битву с сатанинским укладом. Вторгается в страшный и мерзкий мир, как в синильную кислоту, в которой невозможно уцелеть живому. Бесстрашно, без скафандра, без респиратора работает в отравленной среде. Ведет свою страшную сечу. Этот синильный мир порождает свои жуткие символы, свою черную магию, навязывает свое понятие антикрасоты. Там есть свои рогатые кумиры. Свои перепончатые герои. Они канонизируются, навязываются толпе. Каннибальский уклад эпохи ельцинизма предстает как норма, как высшее достижение на пути к цивилизации.