Труднее было изображать овоща во время сеансов электрошока. Особенно мучительными были предварительные процедуры, когда ее привязывали к столу, одевали на голову колпак, подключали к разным местам датчики, заставляли выпить какую-то горьковатую, вязкую, вроде испорченной сметаны, белую жидкость, — причем все это проделывалось с шутками, прибаутками, со щипками и похлопываниями, словно обряжали большую куклу для детского праздника. Продолжая бессмысленно улыбаться, Аня всеми жилочками ощущала, как погружается в черную, смоляную тоску, из которой один желанный выход — смерть. Поразительно, но первый удар тока, скручивающий истерзанное тельце в спираль и вырывающий из сердца заунывный стон, она воспринимала с облегчением и благодарностью. Мощные разряды несли в себе очистительную силу, срывали с души бренную коросту, подбираясь к сокровенной сердцевине, и так до последнего толчка, после которого она выпадала в осадок и пробуждалась уже в родной палате на знакомой койке...
Установив, где находится, Аня определила и время: утро. Солнечные лучи нарисовали на противоположной стене причудливый узор, напоминающий наскальную живопись. Земфира Варваровна еще спала, уткнувшись носом в подушку. Кира сидела на кровати, свеся босые ноги к полу, и баюкала несуществующего младенца. По щекам у нее катились горючие утренние слезы.
— Баю, баюшки, баю, скоро я тебя убью! — беззаботно напевала дурочка.
Аня послушала минуту, другую, потом прикрикнула:
— Прекрати, Кирка! Земфира заругает.
— Пусть ругает. Я ее не боюсь, — с вызовом ответила Кира и уронила младенца на пол.
— Ой! Головка разбилась. Кровь из ушей! — заревела пуще прежнего уже в голос.
Земфира Варваровна, не открывая глаз, рявкнула:
— Смирно! Отставить! Не сметь, поганка!
Кира испуганно притихла, а Аня вежливо объяснила:
— Ваше превосходительство, у Кирочки суицидальное настроение, но она больше не будет.
— Ах, не будет?! — Земфира Варваровна распахнула безумные, яростные очи. — Я вот сейчас встану и так ей врежу, шизофреничке, поганые мозги на стену брызнут.
Но выполнить угрозу ей было не так-то просто: за ночь у нее сильно опухали ноги, становились, как две посинелые тумбы. Аня перебралась к ней и начала умело массировать ступни и раздувшиеся икры. Земфира Варваровна примиренно заворчала:
— Ты хорошая девочка, а Кирка — сволочь. Зачем нам каждое утро ее представление? Придавить сучку — и дело с концом.
— Вы не понимаете, — плаксиво отозвалась Кира. — У меня душа горюет по невинно убиенным.
— Мозги у тебя набекрень, тварь. Ничего, скоро я их вправлю. А ну подай тапочки!
Вдвоем они кое-как подняли супругу президента с кровати, обрядили в халат и подвели к двери. Аня робко постучала, и через некоторое время улыбающийся, ясноглазый медбрат Володя проводил их в туалет, расположенный в конце коридора. Володя был хороший медбрат, не озорник. Пока они оправлялись, наблюдал за ними, покуривая сигарету, и сделал лишь одно замечание:
— Поаккуратнее, девочки, а то заставлю вылизывать.
На что Земфира Варваровна отозвалась довольно резко, хотя и вполголоса:
— Распоясался плебс. Придется звонить в ФБР.
ВОЛОДЯ ОТВЕЛ ИХ ОБРАТНО В ПАЛАТУ и, едва они по очереди умылись у раковины, прикатил на тележке завтрак: по тарелке ячневой каши с маслом, брусок творога один на троих, чай в жестяных кружках и хлеб в плетеной корзиночке. Сверх того каждой досталось по крохотному кусочку яблочного мармелада. Кормили в психушке хорошо, жаловаться не на что. Правда, весь мармелад и добрую половину творога сразу съела Земфира Варваровна, но Кира и Аня не возражали, хотя им тоже хотелось сладенького. Чай по утрам давали без сахара, считалось, что он каким-то образом нейтрализует воздействие анаболиков.
— Мой Славик был сластена, — мечтательно припомнила Кира. — Когда я ему бок проткнула, у него из ротика выскочила шоколадка.
— Заткнись, шиза, — с набитым ртом прошамкала Земфира Варваровна. — Иначе за себя не ручаюсь.
Чтобы подольститься, Кира отдала ей половину своей каши.
— Кушайте на здоровье, ваше превосходительство.
— А ты чего? Святым духом питаешься?
— Мне пища не впрок, — и, оглянувшись на дверь, заговорщически добавила: — Попробую себя голодом уморить. Только не выдавайте меня.