КАК У МНОГИХ ИЗ НАС, у Вадима были свои пристрастия, заблуждения, ошибки, странности, противоречия, завихрения... Это тем более понятно и простительно, если принять во внимание, с одной стороны, необычайную широту его литературных и исторических интересов, а с другой, то обстоятельство, что писал он о времени, событиях и о людях, крайне сложных, неоднозначных, порой и загадочных... Вот, допустим, пишет: "Если выразиться модной в свое время фразой "количество я": "Я долго считал своего рода дикостью и беспределом переселение народов в целом", имевшее место во время войны. Но углубленное изучение вопроса привело его к пониманию необходимости этой меры. Как обстояло дело, например, с крымскими татарами? Кожинов докопался, что даже в конце войны, в январе 1945 года, 10 тысяч их сражались вместе с немцами против Красной Армии. А всего крымских татар было до войны около 200 тысяч, мужчин, естественно, примерно, 100 тысяч, из них солдатского возраста — около 50. Значит, каждый пятый татарин, способный носить оружие, был с оккупантами. Под влиянием таких фактов, цифр, обретенных в ходе настойчивого исследования, Кожинов и обрел совершенно иной взгляд на проблему. Вот и произошел переход количества штудий вопроса в качество знания о нем, в чем Кожинов не постеснялся признаться.
...Но дело еще достопечальней, когда Кожинов, рассуждая о том, что-де после каждой революции рано или поздно приходит реставрация, пишет: во Франции после революции 1789 года реставрация наступила довольно скоро, а у нас "нечто подобное реставрации началось только в 1991 году, то есть не через четверть века, а через три четверти". Это не так. У нас было не "нечто подобное реставрации", а отказ от многих революционных крайностей, излишеств, и началось это не в 91-м году, а в июле 1934-го, т.е. через 17 лет — с решительной критики Сталиным статьи Энгельса "Внешняя политика русского царизма". Первый коммунист страны писал в том же примерно духе, как напомнил Кожинов, что и непротивленец Лев Толстой при чтении "Истории" С.М.Соловьева: сплошь негодяи да прохвосты, а кто же создал великую империю? Вслед за статьей Сталина разумно и постепенно были возвращены звания маршала (1935 г.), генерала (1940 г.), офицера (1941-42 гг.)... Впрочем, еще в начале двадцатых годов мы напевали: "Ведь с нами Ворошилов — первый красный офицер..." Уже в войну были учреждены ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского (все три — в 1942 г.), орден Славы на георгиевской ленте (1943 г.), введены погоны (1943 г.), ордена Ушакова, Нахимова (оба — в 1944 г.), была поддержана церковь, избран патриарх, отменен запрет на колокольный благовест (все это в 1943 г.), Красная Армия стала Советской (вскоре после войны) и т. д., вплоть до восстановления новогодней елки (1936 г.), запрещенной, между прочим, не большевиками в 1917-м, а царским правительством в 1914-м как католическая затея. Это стояло в одном ряду с такими суперпатриотическими делами того времени, как переименование Петербурга... А что произошло в 91-м? Обкомовский алкаш в одночасье и самодурно навязал ненавистные народу старый имперский герб, власовский флаг и даже обращение "господин".
Но читаем дальше: "Относительно быстрая реставрация во Франции определялась, конечно же, её военным поражением в 1812-1814 годах, и если бы в 1941-1945-м мы не победили, а потерпели поражение, у нас произошло бы то же самое". Что, то же самое? Во Франции вернули Бурбонов, и это сделали сами французы. А у нас немцы вернули бы Романовых и весь прежний строй? Да кто же тогда сказал: "Россия должна быть уничтожена!" Со всеми её Романовыми в прошлом и большевиками в настоящем, со всеми орлами и красными знаменами. Тут Кожинов решительно противоречил самому себе...