— Эта программа переводит "проблему головы", в которой скопилось множество извечно русских неразрешимых вопросов, в "проблему паха", где исчезают национальные особенности и царит сексуальный интернационал. Астрос был возбужден зрелищем женской наготы, нежной музыкой, млечными, плавными формами потолков и стен, напоминавшими разведенные колени, выгнутые, с мягкими желобами женские спины, округлые ягодицы. — Мы создаем электронное эротическое поле над всей Россией. В любой лесной деревушке, в любом фабричном бараке обездоленная женщина или неутоленный мужчина чувствуют себя счастливыми...
Белосельцев испытывал возмущение, позор, жгучее негодование, словно в нем взламывали потаенные, замкнутые запоры. Отворяли замурованную дверь в сырой подвал, где таились его укрощенные страсти и побежденные похоти, прятались усмиренные пороки и преодоленные вожделения, жили взаперти поколебленное честолюбие и смиренная гордыня, толпились яростные слепые инстинкты, на обуздание которых ушла целая жизнь. Все они теперь рвались наружу. Вылетали из подполья, как нарядные, разноцветные нетопыри, брызгали ему в глаза слепящей перламутровой слизью. Спасаясь от них, загоняя обратно в подпол, запечатывая в подземелье, он наобум читал отрывки молитв. "Придите ко мне, все страждущие и обремененные, и я успокою вас ..."."Суди меня, Господи, не по грехам моим, а суди меня по милосердию Твоему..." " Сердце — есть храм Бога живого..." Старался заслониться от срамных, сладострастных картин образами мамы и бабушки, расходуя на эту борьбу остаток отпущенной ему в жизни энергии.
Они перешли в следующий отсек, где помещался огромный экран. Перед ними за пультом сидел оператор, худой и ржавый, как старый гвоздь. Гнутый, искривленный, покрытый рыжими волосками, желтыми веснушками, шелушился, отслаивался, озираясь на появившегося хозяина круглыми безбровыми глазами.
— Это лаборатория антропологической коррекции, — пояснял Астрос, с нескрываемой гордостью обходя свои владения, как обходят волшебный сад, позволяя избранным гостям любоваться невиданными растениями и цветами. — Мы создаем телевизионный продукт, с помощью которого подавляем антропологический шовинизм русских. Отдаляем угрозу "русского фашизма", снимая у русских националистов чувство мессианства, миф об их превосходстве над другими народами. Астрос едва заметно кивнул оператору, и тот, понимая его без слов, хлопнул своими круглыми птичьими лазами, отчего загорелся первый, огромный, во всю стену экран. На нем возникло лицо, обезображенное гневом, с оскаленным мокрым ртом, редкими желтыми зубами, узким лбом, над которым рассыпалась потная белесая прядь. Маленький нос с вывернутыми ноздрями и злые кабаньи глазки усиливали впечатление животной силы и ярости. Звероподобное существо было одето в русскую косоворотку с северным орнаментом, состоящим из языческих деревьев, волшебных коней и сказочных наездников, и отражало, по замыслу фотографа, характерные для русских узколобие, свинообразие и свирепость.
Изображение исчезло, и возникло другое — заключенный в тюрьме, понурый, бритый наголо, с провалившимися чахоточными щеками, с затравленными, глубоко запавшими глазами, в которых были мольба, страх, ожидание неминуемой гибели. Вслед за этим возник солдат, в камуфляже и каске, с выставленным подбородком, безумными глазами, стреляющий от живота из автомата по невидимым, но предполагаемым мирным жителям, падающим от пуль женщинам, окровавленным детям. Его сменил пациент в больничном халате, бессильно сидящий на убогой койке среди капельниц и резиновых грелок, с вытянутой шеей, похожий на усталую беззащитную клячу, ослепшую от непосильной работы в шахте. Опять возник уже знакомый громила с кабаньими глазками в русской косоворотке, напоминая зрителю, что предшествующие персонажи относятся к русскому типу, подавленному, аморальному, бездуховному. Вновь потянулась череда портретов, прекрасно выполненных, тонко улавливающих психологию. Демонстрант под красным знаменем, безобразный, полный ненависти, с плохо выбритым старообразным лицом, в нелепых стариковских обносках, с портретиком Сталина на груди. Следом — дебил с улыбающимся слюнявым ртом, безмятежно счастливыми, водянистыми глазками, ковыряющий грязным пальцем в носу. Его сменил нищий, похожий на волосатого зверька, опирающийся на костыль, среди реклам женского белья, элитного жилья и итальянской мебели. Нищий протягивал руку, и искусная фотокамера фиксировала трещины и заусенцы ладони, несколько монет, прилипших к складкам кожи. И снова портрет свирепого животного в косоворотке с русским языческим орнаментом, обозначавшим национальность и антропологический тип. Ряды продолжались бесконечно, сливаясь в нечто отталкивающее, выродившееся и опасное.