С рассветом операция началась. Отработала артиллерия, нанесли удары штурмовики. Наконец, в ущелье ворвались вертолетные группы. Одно из ключевых положений в ущелье занимал аул Руха, который был укреплен особенно тщательно. Первую пару Ми-8 вел мой комэска. На борту "восьмерок" десант "спецназа", который должен был блокировать Руху и начать ее зачистку. По замыслу, вертолеты должны были сесть на западной окраине, но с утра была дымка, которая закрывала район, и пара, начав снижение, проскочила район высадки и оказалась прямо над аулом. В первое мгновение "духи" растерялись, но уже через несколько секунд открыли огонь. Прямо по пилотской кабине комэски полоснула очередь "зэушки". Оба летчика были убиты почти мгновенно, и вертолет Грудинкина, не снижая скорости, упал на небольшой остров посреди реки ниже аула. Его ведомый замполит эскадрильи Саша Садохин успел проскочить аул и высадить экипаж ниже по склону. Начал взлетать и здесь увидел, как "зэушка", сбившая ведущего, разворачивается на него. Садохин еще успел довернуться и накрыть ее "нурами", но тут почти в упор ударила вторая "духовская" зенитка. Корпус "восьмерки" заходил ходуном от ударов снарядов и "правак". Петя Погалов вдруг почувствовал, что ручка управления ослабла, он бросил взгляд на командира — залитый кровью Садохин безжизненно повис на ремнях, кабину сразу заволокло дымом, и чтобы хоть как-то сориентироваться, он открыл блистер кабины, выглянул наружу и увидел, как на вертолет стремительно надвигается склон горы. Инстинктивно он потянул ручку вправо, чтобы избежать прямого удара. А уже через мгновение они столкнулись с горой…
После удара вертолет покатился вниз по склону и загорелся. Каким-то чудом Погалов уцелел и смог прийти в себя до того, как вертолет полностью охватило пламя. Он выбрался из кабины и рывком вытянул за собой борттехника Витю Гулина. Тот уже горел. Еле его загасил. Вернулся за Садохиным, но огонь уже охватил всю машину…
Я находился выше района боя в зоне ожидания. Видел, как наша группа зашла в ущелье, но за стенами склонов гор ничего не было видно. Только радиообмен помогал ориентироваться в происходящем.
Слышу:
— Горит! "Зеленый" (так называли вертолеты Ми-8) горит!
— Наблюдаю работу "зэу"! Отработал по ней!
— Горит! "Зеленый" упал и горит!…
Захожу в ущелье. Снижаюсь. Пытаюсь визуально обнаружить, где упал наш вертолет. Проскочил над самой Рухой. "Духи", видимо, после того как сбили пару, не ожидали такой наглости, и по мне не сделали ни одного выстрела. Наконец, обнаружил место падения Садохина. Подсел. Вдруг вижу рядом садится мой ведомый Юра Наумов. Я успел подумать: "Ты что делаешь?!”
Ведь главная задача ведомого прикрывать меня с воздуха.
Но времени разбираться уже не было.
Гляжу, ко мне бежит Погалов весь в крови и, как куклу, тащит за собой кого-то в куртке и трусах. Подбегает. А это Гулин. Одежда на нем сгорела. Уцелела только кожаная куртка. Она ему жизнь и спасла. Мы его затащили в кабину и видим, что "носки" и "перчатки" — это кожа с кистей рук и ног, облезшая от ожогов… А Погалов как в бреду одно повторяет: "Сашка сгорел! Сашка сгорел!.."
Взлетаю. Поравнялся с Рухой, и вдруг мой "правак" Боря Шевченко кричит: "Дэшэка! Дэшека!" Это он увидел, как на нас разворачивается духовская "зэушка". А я как на ладони. Сто скорость, сто высота. Идеальная мишень! Инстинктивно разворачиваюсь к нему хвостом, чтобы хоть как-то прикрыться, ручку управления "от борта до борта", и слышу только, как будто кто-то, как кувалдой, по корпусу бьет. Я до этого знал выражение "смерть в затылок холодом дохнула", но думал, так, красивая фраза. Но только в этот момент вдруг такой ледяной холод от загривка к затылку пробежал, словно действительно кто-то морозом дохнул…
Как вырвался — не знаю. На инстинкте. В себя пришел уже на высоте. Осмотрелся. Все вроде в норме. Движки работают, приборы основные тоже. Только гляжу, моего ведомого на месте нет. Я его по радио запрашиваю: "Двадцать шестой! Двадцать шестой!" — тишина. Один! Меня, как током обожгло: "Сбили!". А кругом "вертушки" носятся. Кто чей — не разберешь. Одни входят в ущелье, другие возвращаются. Толкотня в воздухе. Я в эфир открытым текстом: "Ищите двадцать шестого!" А сам на точку. Раненых отвозить. А на душе кошки скребут. Сел в Баграме, и вдруг смотрю на стоянку мой родной "двадцать шестой" заруливает. Я к нему чуть ли не с кулаками, а Наумов только рукой машет. Посмотрел, а на его "восьмерке" места живого нет. Дыры в кулак. Это его так над Рухой изрешетили, когда я проскочил. И сел он тогда фактически на вынужденную. Рация разбита, навигация разбита, двигатель поврежден. Топливо самотеком поступало…