Ш.А. Да, видимо, человек по своей природе определённую долю агрессии несёт, и всё зависит от того, как он свою агрессию и агрессию общества сумеет упорядочить. Так что есть в этом некий романтизм, в молодости особенно. Потом думаешь: ты же мирный мужик, зачем ты этим занимаешься?
Есть люди, которые ищут оправдания своей деятельности. А кто-то переживает. Я отношусь к тем и другим одновременно.
Конечно, мне хорошо от того, что аульскому мальчику было доверено тратить сколько хочешь денег, чтобы делать оружие, бывать на всех морях, океанах, быть полезным.
И я думаю: сейчас ты должен силой своего переживания пытаться разбудить молодых людей. Делаю я это? Да.
У меня есть талмуд, и каждую встречу с детками я фиксирую. В прошлом году в Москве в сорока пяти школах по моей просьбе дети писали сочинение "Что с вами происходит, когда вы читаете "Хаджи-Мурат" Толстого".
После встречи со мной в одном из колледжей детей опросили: "После встречи с Шамилём вы бы хотели поехать в Дагестан?" Все до единого сказали: нет, мы хотим его здесь держать. А туда хотим отправить одного плохого мальчика. Вот детская психология!
А.П. Шамиль Гумбатович, гибель "Курска" так или иначе связана с вашей торпедой. Это же грандиозное событие в масштабах страны, кораблестроения, в масштабах вашей жизни. Было ли у вас в связи с этим смещение интересов, какой-то коэффициент в сознание, в мировоззрение был введён.
Ш.А. И то, и другое переживания до сих пор волнуют. У меня эта боль не уходит. Я встречался недавно с нашим главой республики и говорил: "На "Курске" было много людей, и среди них два из Дагестана: Один русский парень, который занимался системой контроля. И дагестанец, который ремонтировал торпеду. И я хочу объявить конкурс: две задачи для решения дадим, одна - по системе контроля. Как молодой человек, исследователь, понимает любую систему контроля: физическую, математическую, биологическую, политическую. Вторая задача - что означает взаимозаменяемость. И нашёл всестороннюю поддержку своего предложения.
Я переживаю: сколько эти люди со мной работали! Когда ты на полигонных испытаниях, нет этих переживаний. Но когда я прогуливаюсь, то думаю: как так? Больше нет их? Во мне всегда что-то борется. Конечно, это и привычка, и психологическая корка, с которой мы привыкаем к ужасу, к неизбежности ЧП. Это есть. И боль тоже есть.
А.П. Говорят, любой тип оружия исчерпаем. Конструкторы на Уралвагонзаводе мне сказали: танки можно улучшать, работать над отдельными нюансами, но как оружие они исчерпаны. Артиллерия тоже. А торпеды исчерпаны как оружие?
Ш.А. Мы на подходе к этой границе. Стоимость торпеды огромна. По оценкам НАТО, сегодняшние торпеды стоят более миллиона долларов. Но торпеда как оружие начала вырождаться. Теперь вместо двухтонных махин - небольшие аппараты. На Каспии обострённая проблема: делают необитаемые управляемые подводные аппараты, которые могут перекинуть небольшой груз, часто контрабандный, туда или сюда Всё ведь пространство "прощупать" невозможно.
Раньше прихлопнуть хотели противника. Сейчас поставлена задача измотать его, создать ему дополнительную нервозность, подозрительность, загнать его в сумасшедший дом. И здесь другое оружие применяют.
А.П. Оргоружие, которое дезорганизуют страну без применения боевой силы..
Ш.А. Именно.
А.П. У вас хватает интереса для огромной параллельной интеллектуальной работы. Ваши переживания - это отход от основной деятельности? Или в какой-то момент сама деятельность становится бременем и уходом от космогонической работы ума?
Ш.А. Сначала я стал специально уходить. Меня чересчур влекла эта область. Практически до 90-го года я был изолирован. И к этому привык. Потом думал: а что мне интересно?
Знаете, я русский язык фундаментально полюбил. Изучал его сам: общая и специальная теория лингвистики, все формы языковой системы Смотрите: вот торпеда. Она взрывается - это пятиэтажный мат. Ядерное оружие у России есть, ещё и мат есть. Это тоже торпеда. Только социальная. Мы задаём программу торпеде: иди туда, слушай там, бабахни там. И с языком: мы идём кого-то доводить до непредсказуемого состояния. Коллективно это делаем, индивидуально это делаем. Язык - это очень интересно.
Я Расулу Гамзатовичу Гамзатову говорил: вот здесь уже кончилось стихотворение, а почему ты пишешь дальше?
Он мне: "Я большой поэт и пишу лишнее". А надо в Союзе писателей было ещё одно отделение создать - торпедное - сжатие информации. В торпеде ведь место ограниченно.