Я смогла вырвать у него лишь одну бутылку, вторую он успел спрятать за стенку. И кинул мне два гривенника. И что делать? Возмущаться, качать права? Еще харкнет в лицо — вдруг и вправду сифилитик?
Она лежала на обочине дороги, такая вся из себя совершенная, коричневая, опустошенная. Но я заметила ее позже прихрамывающего деда, уже семенившего к ней. В два счета я обогнала его и схватила вожделенную бутылку. Дед стоял растерянный, смотрел в никуда и тяжело, горестно вздыхал. Я подошла к нему и протянула находку: “Возьмите, пожалуйста”. “Правда?” — он не верил своему счастью, но бутылку схватил с потрясающей проворностью и побежал (как ему самому казалось) прочь, опасаясь, видимо, что я могу передумать.
Я сидела в сквере Дворца культуры, терпеливо поджидая, когда любовная пара выпьет свое пиво, оставит бутылки и уйдет. Меня веселило сознание того, как низко я пала. Мои "коллеги" просят отдать им в руки, я же делала вид, что читаю газету...
Я никогда не мечтала о любви, презирая это занятие, но однажды не выдержала и сорвалась. Долго удерживала себя, а потом стала предаваться роскошным мечтам о роли роковой женщины, которая не любит, из-за которой стреляются (у моего "воздыхателя" было чем — он когда-то служил прокурором). "Горше смерти женщина"... Все произошло с точностью до наоборот: я в него влюбилась, а ему со мной оказалось "не о чем говорить". Его не интересовало, что я могла признаться в любви словами трубадурши Беатрисы де Диа, жившей в XIII веке, переведенными, шутка ли сказать, с провансальского языка!
Полна я любви молодой, радостна и молода я,
И счастлив мой друг дорогой, сердцу его дорога я,
Я, никакая другая. Мне тоже не нужен другой,
Мне этой страсти живой хватит, покуда жива я.
Потом я поняла, что дело вовсе не в моем интеллектуальном развитии. Даже, как ни странно, не в отказе от внебрачных отношений. Дело в моем низком социальном положении. Ну кто я? Ничтожество, собирательница бутылок.
Сзади подкрались и спросили:
“Девушка, вы читаете? Я не помешаю?”
“Нет”, — машинально отозвалась я, не отрывая взгляда от двух опустошенных бутылок.
“А можно, я с вами сяду?”
“Пожалуйста”, — пустая посуда стояла на лавочке, но я же не могла взять при них!
“Вы не закурите? Не курите? А я закурю, позволите?”
“Пожалуйста”.
“А пиво не пьете? — пиво было баночное. — А я ведь к вам пристаю!”
“Ну и что? Я ведь уйти могу”.
“И правда... Можно с вами познакомиться?”
Я повернулась и осмотрела эту назойливую муху. Результат оказался даже хуже, чем я предполагала: фрукт неопределенного возраста, коренастый, мерзкий, по-кретински круглолицый, будто перемазанный землей. Уйти я не могла, была "на работе"!
“А зачем?”
“Да такая девушка интересная... Мы ничего, мы трахаться сразу не пойдем. Пойдем в парк, покурим, выпьем пива”.
Теперь я не могла уйти, чтобы он не выследил, куда я пойду. Бутылки меж тем испарились. Но говорить нам было не о чем, и он ушел несолоно хлебавши. Впрочем, как и я.
Прочла свои записки. Я помешалась, не иначе.
Попробовала переключиться на сбор макулатуры — все благороднее. Мне дали два телефона — фрязинский и ивантеевский, по которым я должна была выяснить условия приема бумажного вторсырья. Но как туда позвонить? Дома у нас телефона нет, на телефонную карточку денег нет... Ага! Поеду в Пушкино — там есть несколько автоматов, работающих, как в старые добрые времена, за деньги.
Приехала, позвонила: “Это правда, что вы принимаете макулатуру от населения?”
“Нет, мы принимаем только от магазинов. Бесплатно”.
“А если я привезу бесплатно макулатуру — возьмете?”
“Конечно. Я подумала, что вы хотите заработать”.
“Да что вы! Мне бы хоть куда сдать, избавиться от нее...”
Вот, сохранила достоинство. Уж очень презрительно прозвучало ее "хотите заработать".
Еду обратно. С пересадкой. К нам в Щелково вообще-то ходит автобус, но на электричке значительно дешевле. В Мытыщах околачиваюсь возле усатого дядечки с пивом. Пьет он раздражающе медленно, но я все равно не отлипну!.. Неожиданно объявили, что наш поезд пойдет по другому пути, и началось настоящее столпотворение. Толпа хлынула с перрона на перрон, и я потеряла своего дядечку. Но это еще полбеды. Ехать пришлось в битком набитом тамбуре, в страшной духоте, я была на грани обморока, когда поезд, наконец, сделал остановку. Меня вместе с выходившими вынесло на платформу, я в панике бросилась в соседний вагон, откуда уже все, кому надо, вышли, освободив двери. А там... Там мало что было свободное место, но рядом с ним еще сидел мой усач! И продолжал пить пиво!.. На Загорянке он покинул нас, оставив для меня ценный подарок.