Днем Королеву можно увидеть на шоссе за Коломной. Она развешивает на веревке между деревьями махровые полотенца, получаемые вместо зарплаты, и всю выручку тратит на провизию для передач своему сыну.
После каждого прибыльного дня она едет на электричке в Москву и к обеду является в приемную "Матросской тишины".
В первое же свое посещение тюрьмы Королева схватилась с перекупщиками места в очереди, в конце концов победила мелких московских барышников, вроде спекулянтов билетами на театральные премьеры. Эти приблатненные шакалы обирали провинциалок. Притащится мать откуда-нибудь и Зарайска с гостинцами для своего сыночка, номер очереди — за сто, а кругом враждебная, страшная Москва. Дней пять надо торчать во дворе под прицелом телекамер со сторожевых вышек, прежде чем затолкаешь драгоценный пакет в окошко контролера. "Гони, мать, сто пятьдесят и сегодня третья пойдешь", — шептал обычно такой бабе деловой сморчок. Верный у них был промысел. Матери начинающих зэков последнее выкладывали.
Так же один из них подвалил и к Королевой, но в ударнице комтруда взыграли остатки пролетарской гордости. Она длинной очередью из своего крупнокалиберного горла морально уничтожила и отбросила доброхота за территорию тюремного двора. Ее, конечно, сейчас же пристращали: "Если еще раз здесь выступишь, перо в бок получишь, сука".
И на следующий день она приехала в тюрьму с пестиком, и расхаживала с ним по двору, как с маленькой дамской дубинкой.
А мать раненого Бермана, известная в Коломне редакторша местной газетки Люция Карловна, продолжала исполнять служебные обязанности, хотя и онемела. На бумажке она пишет, что потеряла голос от простуды, и понемногу осваивает язык жестов. Она по десять раз на дню звонит сыну "на работу", он по молчанию в трубке узнает ее и успокаивает, что жив. По ночам она плохо спит, кромсает ножницами тома Большой советской энциклопедии, фотографии, портреты знаменитых женщин вклеивает в альбом, на обложке которого ее рукой красным фломастером написано: "Проект сценария телесериала "Русская женщина" в 200 сериях". С этими разработками она часто ездит на "Мосфильм", пробивает постановку. Там давно уже считают ее легко помешанной, исподтишка смеются над ней и грубовато выпроваживают. Она, не сопротивляясь, уходит мелким старушечьим шагом в обнимку с папкой для бумаг, изумленно таращит глаза из-под растрескавшихся стекол очков, то и дело вздевает их пальцем на переносицу.
Черные кожаные перчатки посреди лета, вуаль, как маска налетчицы, и стальной пестик в ридикюле — только так теперь появляется у тюрьмы мать Королева. Завидев ее, торговцы очередью исчезают. Посетители, сидящие вдоль стен на фанерных бросовых креслицах из бывшего красного уголка, радостно здороваются с ней. Она занимает свое обычное место у ржавых базарных весов на широком, как для бильярда, столе, и для начала держит краткую речь:
— Девочки, не будем бояться слова "тюрьма". Сейчас вся Россия или на кладбище, или в тюрьме. Давайте лучше при какой-нибудь газете создадим Общество тюремных матерей. Есть матери солдатские — должны быть и тюремные.
Меж слов она заглядывает в окошко вертухая.
— О, сегодня Коленька на посту! Привет!
Из-за бронированного стекла через динамик доносится бас:
— Здорово, мать.
Ей жарко после бега от вокзала, она постоянно отдувает вуаль, словно навязчивого комара.
Как всякий авторитет, она пользуется преимуществами — ей чаще, чем другим, перепадают записки от сына. Сегодня через щель в окошке тоже просовывают ей клочок бумаги.
Она перекидывает сумку с тяжелым кухонным орудием на локоть, не снимая кожаных перчаток, разворачивает "маляву" и читает вслух для всех:
— Мама, отношение ко мне здесь хорошее. Условия — нормальные. У нас даже кошка есть. Пожалуйста, купи ей корма "кити-кэт"...
Она потерянно опускает руки и шепчет:
— Господи, а у меня денег только на обратный билет.
Люди в очереди вдруг, не сговариваясь, протягивают ей, кто сколько может. Зажав эти общественные капиталы в кулачке, беловолосая сестренка какого-то здешнего зэка убегает за кормом.
— Девочки, да мы эту тюрьму скоро в санаторий превратим! Вы знаете, что еще можем?! — геройствует мать.