Скромное жилище коренного жителя Гуниба Магомеда на сутки стало для нас домом. Он и его семья принималм неожиданно явившихся московских гостей как родных. С деревянной терраски его дома были видны белые шапки нетающих снегов Большого Кавказа. Традиционное застолье, устроенное в честь нашего приезда, проходило в комнате с видом на эти сказочные ландшафты. Зашел сосед, уволившийся в запас полковник Российской армии. Начался добрый и неспешный разговор. Говорили о России, о Дагестане, о Гунибе.
Перечисляя ценности дагестанского народа, Магомед упомянул "ответственность перед потомками".
— То есть вы хотели сказать "перед предками", Магомед?
— Уважение к старшим — да. Но важнее ответственность перед своими потомками.
Недавно семья Магомеда перенесла страшное горе: несколько месяцев назад один из его взрослых сыновей умер от скоротечной болезни. Боль утраты еще не прошла. Магомед явно бодрится, но его жена Зухра несет на своем лице отчетливое выражение страдания. Ее строгое лицо светится тем особым благородством, которое присуще матерям, вырастившим многих детей.
Говорят, нынешние власти и общественность Дагестана собираются в Махачкале открыть памятник русской учительнице. После войны русские учителя, в основном молодые девушки, в массовом порядке посылались советской властью в горные районы. В этом была великая миссия государства по налаживанию системы образования в республике.
Судьба учительницы математики средней школы Веры Ивановны Гуниба похожа на судьбы многих. Почти все девушки-учительницы выходили замуж за местных парней, обзаводились детьми, навсегда селились в горной стране.
Вера Ивановна 41 год проработала учительницей. Ее муж — аварец. Дети прекрасно знают русский, но внешне больше похожи на отца-аварца.
Сама Вера Ивановна разговаривает на чистейшем, почти литературном русском, хотя родом из "окающей" Владимирской губернии.
— Вера Ивановна, что больше всего удивило вас, когда только-только вы прибыли в эти края?
— Поразили эти горы. Ничего подобного я до этого в жизни не видела.
Спрашиваю о ситуации последних тревожных лет. Не возникало ли претензий к русским?
— Нет. Все относятся ко мне уважительно и доброжелательно. Здесь все, слава Богу, спокойно. Ночью можно спокойно выйти и пройти из одного конца села в другой. Правда, когда началось брожение, мой сын поменял имя Андрей на Али. Так спокойнее.
Снова дорога, бесконечный горный серпантин. Дорога размыта от ночного дождя. Наш шофер Атой — по национальности кумык, проделывает немыслимые маневры на скользкой и опасной трассе. Иногда ловишь себя на том, что вцепляешься намертво в край сиденья. Так близко пропасть, так резко "ведет" машину на крутых спусках по скользкой глине. Атой совершенно спокоен, шутит по поводу своих способностей управлять автомобилем в горах.
Селение Чох. Маленькая площадь в центре села. Мечеть. Ветхое здание администрации (там же располагается и милиция). На солнышке греются старики. Мы выходим из машины. Начинаем здороваться со всеми за руку, что обязательно.
Да, в Дагестане нас поразила культура приветствия. Рукопожатие между незнакомыми людьми — вещь совершенно обыденная. Сначала рукопожатие, потом можно познакомиться и еще раз пожать друг другу руки. Традиционная этика жива в народе и не погибла даже в условиях большого города, коим является, скажем, Махачкала.
Чохцы крепко жмут друг другу руки, улыбаются. Автомобиль "Волга" не часто заезжает в эти края — на такие дороги рассчитан "джип" или "уазик". Из окна администрации приветливо выглядывает полный и немолодой милиционер. Над входом в нише для нас приятный сюрприз. Бронзовый бюст товарища Сталина. Когда мы начинаем его фотографировать, один из стариков, указывая на бюст, произносит.
— Это ответ чохцев перестройке и демократии.
Разговариваем с людьми.
— Жизнь здесь стала тяжела.
— Да, в России тоже не сахар.
Село деградирует. Для молодежи нет никакой работы. Еще двадцать лет — никого здесь не останется. А ведь Чох основан 3000 лет назад. Здесь была стоянка неолита. 700 лет назад здесь построили крепость. Через Чох проходил шелковый путь. Шесть дорог упирались в Чох. "Чох" по-аварски — остановка, стоянка.
Впервые в Дагестане от чохцев мы слышим недовольство исламизацией общества.