Двое суток (!) рейдовый отряд отвлекал боевиков своими самоотверженными действиями. Героизм мотострелков обеспечил общий успех операции. Я склоняю перед ними голову. Спаслись немногие, прыгнув с обрыва в реку. Большинство погибло. Но ценой своей жизни они предотвратили гибель сотен и сотен своих товарищей.
Такие ситуации нередки на войне. К сожалению, командирам иногда приходится принимать жесткие решения: пожертвовать малым, чтобы спасти большее. Прости меня, Господи!
Благодаря отряду Звягина мы сумели 245-й полк вытащить к Шатою по хребту. А вечером 11 июня с другой стороны Шатоя был высажен десант. Несколько вертолетов, один за другим, подлетали в указанное место. Десантники выпрыгивали и сразу уходили в лес, чтобы с рассвета перекрыть возможные пути отхода боевиков из Шатоя. Один вертолет упал. Завалился на хвост и скатился в обрыв. К счастью, никто не погиб, были только раненые. Однако сдрейфил командующий армейской авиацией генерал Иванников, аж руки задрожали. "Все, прекратить высадку!" — закричал в эфир. Я его отстранил. "Ты что, — говорю, — всех погубить хочешь?! Спасуем сейчас — в крови умоемся! Все рухнет!" И вырвал микрофон: "Продолжать высадку! Не останавливаться!"
Слава Богу, все закончилось благополучно. 13 июня Шатой был полностью блокирован. Боевики вновь запаниковали — не ожидали такого внезапного удара федеральных войск. Они почти не оборонялись. Спешно, бегом покинули свои позиции.
С падением Ведено и Шатоя фактически завершилась последняя фаза "горной войны", что означало полное выполнение замысла федерального командования. За Шатоем открывался выход через перевал на Грузию. Теперь, после взятия ключевого населенного пункта, этот путь был перерезан. Если посмотреть на карту, там оставались только скалистые горы, где можно было ударами с воздуха и артиллерией добивать остатки бандитов.
Но развитие наступления остановили — опять начались переговоры. Так было после блокирования Грозного, при развивающемся успешно наступлением на Шали, после форсирования Аргуна… В считанные недели можно было дожать бандитов, не дать им возможности опомниться. Вот и на этот раз, в самый разгар шатойской операции, произошел неприятный сбой.
Наши перехватили разговор Масхадова с одним из полевых командиров. Тот сообщал, что русские наседают, его отряды больше не могут их сдерживать. "Выручайте, помогайте!" Масхадов ответил ему буквально следующее: "Продержись до 9 утра. Все будет нормально. Мы договорились: объявят мораторий". Ни я, ни Куликов не знали, что будет мораторий, а Масхадов уже знал.
Вечером на меня вышел начальник Генштаба генерал Колесников и сообщил, что в адрес командующего ОГВ Куликова послана телеграмма, предписывающая прекратить применение авиации. Я связался с Куликовым: "Анатолий Сергеевич, как же так?" Он тоже опешил: "Как прекратить? Люди же ведут бои в горах!"
Одновременно с Куликовым выходим на Колесникова. Он отвечает: "Что я могу сделать? Приказ верховного главнокомандующего у меня на столе. Вам его уже послали".
После полуночи получаем этот приказ. Где-то в 2 часа ночи снова выходим на Москву, пытаемся объяснить ситуацию. Бесполезно.
Эти, словно врагом спланированные остановки, эти украденные у армии победы — самая острая после людских потерь боль. Как воевать, если достигнутый кровью успех напрочь смазывается начинающимися вдруг совершенно ненужными "переговорами"? Кто наш главный противник: бандюки в горах, или предатели в сановной Москве? Когда Булгаков узнал о моратории, у него плечи опустились и желваки пошли ходуном: "Мне просто плакать хочется, Геннадий Николаевич", — выдавил из себя.
На следующий день после взятия Шатоя состоялась очередная встреча Масхадова с представительной делегацией федерального центра (Керимов, Зорин, Месарош и Паин).
АНАТОЛИЙ КУЛИКОВ. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Глубокой ночью, после получения приказа из Москвы о прекращении огня, командующий Объединенной группировкой войск Куликов связался с начальником Генштаба генералом Колесниковым. Пытался уговорить, чтобы отменили предательский приказ. "Это не в моей компетенции, — уперся Колесников. — Обращайся выше". Тогда Куликов стал звонить Черномырдину.
Премьера в Москве не было. И Анатолий Сергеевич "поднял всех на уши", чтобы разыскали главу правительства. Оказалось, Виктор Степанович отдыхает где-то на Черноморском побережье. Нимало не смущаясь тем обстоятельством, что Черномырдин, во-первых, в отпуске, а во-вторых, время на часах — около трех ночи, Куликов заставил обслугу премьера разбудить своего шефа и позвать к телефону.