А.П. Еще один характерный момент новой реальности состоит в том, что Псковская область из глубинки превратилась в пограничную, рубежную область. Вы, по существу, стали тем, грубо говоря, укрепрайоном: и военным, и экономическим, и интеллектуальным,— который должен противостоять экспансии из-за рубежа. Как проявляется здесь активность иностранцев?
Е.М. Знаете, нам все еще сложно расматривать жителей Эстонии, Латвии, Белоруссии как иностранцев. И не только потому, что привыкли жить с ними в одной стране, не только потому, что за границами России после распада СССР оказалось много русских людей, даже родственников наших сограждан,— нет. Люди там все время соотносят себя с нами, с Россией. Вот, казалось бы, зачем эстонцам придумывать для русского языка какие-то новые правила написания своих городов? Да затем, что они, эстонцы, по-прежнему не могут отделить себя от нас. Но поменялось, конечно, многое. Через межгосударственные границы перемещение людей и груза идет по-другому. Мы чувствуем, конечно, и присутствие НАТО. Натовцы регулярно проводят учения, постоянно ведут разведку с территории балтийских государств, и момент такого военного напряжения, несомненно, присутствует. Хотя все это пока не носит характер открытого противостояния. Нас, скорее, приучают к военному присутствию НАТО на западных границах Российской Федерации. Почему? Потому что большой войны сейчас не может быть, и маленькой тоже не может быть по известным причинам. Большая война — это глобальное столкновение НАТО и России, которое на сегодняшний день невозможно. Маленького столкновения в нашем регионе тоже не будет, потому что здесь Европа напрямую соприкасается с Россией, и ни Германии, ни Швеции, ни Норвегии, ни Финляндии, ни Дании, даже Польше — никому совершенно не нужна маленькая война вблизи своих границ. Да, они хотят занять области, которые считают своими, да, они хотят знать, что здесь происходит, но точно не хотят здесь конфликта — на сегодняшний день, по крайней мере. Потому что для них это большие экономические потери, для них это изменение всего устоявшегося за полвека уклада жизни. Это же не Балканы, это северная Европа. Есть еще ряд процессов, связанных с пограничными делами. Скажем, миграция. У нас люди очень недовольны тем, как относятся к русским в Эстонии, в Латвии. Отношения у нас с этими странами в целом неплохие, добрососедские, но мы всегда высказываем свою точку зрения, что дискриминация по национальному признаку недопустима, что в ХХI веке люди не могут жить в ситуации неравноправия. Я не хочу повторять слова о "балтийском апартеиде", но как можно лишать людей гражданства только потому, что они — русские?! Это вызывает негативное отношение к Латвии и Эстонии, конечно. Но в то же время мы считаем незазорным и поучиться у них кое-чему. Да, в экономике они очень неплохо себя чувствуют. Сюда их капитал идет, но в основном на уровне мелкого предпринимательства, где создано очень много совместных предприятий: торговля, лес и так далее…
А.П. Так вышло, что сейчас Псков не воюет на границе с Эстонией, но зато он воюет на Кавказе и довольно интенсивно, моя газета много писала и будет писать о Шестой роте и о том военно-психологическом напряжении, которое Псков несет. Как вы ощущаете эту кавказскую войну?
Е.М. Ощущаем достаточно сильно. Во-первых, это потери — они существенные. Есть инвалиды, есть люди, которые прошли через эту мясорубку. Только на одном аспекте остановлюсь. Мы стараемся все делать для этих людей и их семей. Президент эти вопросы контролирует лично. И солдат, который едет туда воевать, знает, что если с ним что-то случится, то его семью не оставят на произвол судьбы, будет оказана помощь. Вот другой момент, тоже очень интересный. Кого мы посылаем туда? С одной стороны, мы посылаем офицеров, с другой стороны, контрактников и призывников. Офицеры еще подготовлены, а контрактники и призывники, может, и умеют стрелять, но это еще не значит, что они умеют воевать. Хорошо стрелять и бегать — на войне это не все. Еще 3 года назад было создано специальное учреждение для дополнительного военного образования. Оно называется "Защита". Для чего? В чем смысл? Чтобы человека подготовить к действиям в экстремальной ситуации. В кабинете ведь не объяснишь, что делать на поле боя, это невозможно. Нужно использовать специальные методики погружения, сборы. Человек при этом как бы ставит себя на место в настоящем бою. Но знает, что его не убьют. И он приучает себя сохранять самообладание в любой экстремальной ситуации — не только на войне, но и при землетрясениях, наводнениях, любых катастрофах. Если человек теряет голову, то теряет ее сразу в двух смыслах. Мы понимаем, что теряем людей не только на войне. Надо научиться не попадать в экстремальную ситуацию, надо научиться ее избегать.