Ну что же, и так хорошо.
На каждом борисоглебском холме не только колоколенка, но и по интеллигенту — питерскому, московскому. Музыкант, журналист, кинодокументалист... Кто там следующий?
Писатель. Сергей Щербаков. Хотя он в своем Старове как бы даже и в низинке. В домике о трех оконцах и в одно "жило" с большой печью посредине.
Сергей легок, сух плотью. У него большой блестящий лоб, глаза страстотерпца и седая борода по грудь. Он Гоголя любит. "Старосветских помещиков". Отлично читает (когда-то блистал во всесоюзном радиоэфире).
"Я очень люблю скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которые обыкновенно называются старосветскими, которые, как и их дряхлые, живописные домики, хороши своей пестротою и противоположностью с новыми гладенькими строениями"...
Щербаков любит свою деревню, куда приехал двенадцать лет назад и жизнь которой описывает в своих книгах.
И он тоже на закате у окошка за чаем говорит о счастье созерцания.
— Вот погляжу на эту просинь в листьях, на этот бордовый разлив по окоему, и больше ничего не надо. Можно бы и писанину забросить. Но я такой, что с людьми поделиться хочу всем этим.
Он — русский прозаик с православной идеологией, как сам себя определяет. Борисоглебский монастырь — его второй дом, его второе счастье, о котором он не любит говорить как человек истинно верующий.
Монастырь и дом в три оконца — две его земные обители. Комната в Москве — сдана в наём. "Пёська" — зырянская лайка, родная душа. Им вдвоем хорошо. "Пёська" во многих рассказах Щербакова — главный герой. Ласковая, добрая собака. Тяжко вздыхает по ночам в своих собачьих раздумьях.
Крестьянский дом, в котором живет Щербаков, не сгинул (сгнил, сгорел), как тьма других, потому что в нем поселился московский городской человек. Более того, дом, как символ пребывания человека на земле, восстал из праха. Поднят на домкратах, подрублен, поставлен на кирпичи, подперт новым крылечком — вот вам и возрождение глубинной Руси!
В этом доме никогда не было и, наверное, уже никогда не будет телевизора. Тому фальшивому "празднику жизни" в цветном и цифровом изображении доступ в эти стены закрыт. Здесь свой праздник жизни — с молитвами и размышлениями, с книгами Гоголя и Бунина, с тихим закатным светом из окон, с литургиями и крестным ходом, с наказами монастырского священника.
— Отец Иоанн у нас — настоящий воин во Христе!— говорит Щербаков.— Он даже клобук надевает, как боевой шлем. Монашеская община, говорит, это не богадельня, а отряд спецназа.
Одним из верных "спецназовцев" является Щербаков, живущий и пишущий во имя духа Божия.
— Эх, ну что бы тебе на недельку раньше приехать! Тут у нас такой крестный ход был!
Договорились, на следующий год вместе пойдем.
Если москвич Федянин жалеет, что не взял власть в свои руки, то питерец Чугунов, когда накатит тяжкий миг раздумий, жалеет об обратном: зачем согласился в "министры". Зарплаты в администрации осталось на восемь месяцев, потом — на самообеспечение. Интриги, мелкое злопыхательство, а то и местное, сдобренное долгим сожительством хамство земляков портит жизнь артистичному человеку. То ли дело было в школе директорствовать. Но — взялся за гуж...
— В район девиз брошен: от выживания к благополучию! А финансирование обещано на семьдесят процентов от минимума! От минимума!
Он год как у власти. Сидит в своем кабинете образца 70-х годов прошлого века, из электроники один карманный калькулятор.
— Открою класс вокала. Сам займусь. Иначе культура пения просядет. Бабушки уходят. А попса клонирует себе подобных. Вот составляю бизнес-план на рекламу футбольной команды. По пруду пустим водные велосипеды. Зимой — освещенную трассу для лыжников. Музей "Березка". Указатель на въезде, где какая святыня находится. Туристы нужны.
Нелегкие размышления праведного уездного чиновника прерывает посетительница.
— Можно, Геннадий Александрович?
— Заходите.
— Я в отпуск. Заявление подпишите.
— Ну а как у вас в клубе?
— Пол совсем пропал, Геннадий Александрович.
— Вам же досок, кажется, удалось достать.