И.У. И тем не менее, отуманивая и загаживая народное сознание, лжедемократы внедряют в него иезуитскую мысль, что сталинский тоталитаризм и гитлеровский нацизм — одно и то же, адекватные режимы. Но для такого сравнения более подходит ельцинская демократия, которая по космополитическому садизму и жестокости превзошла гитлеризм. Ведь если гитлеровские фашисты, разжигая в немецком народе расизм и животные инстинкты, опустили его нравственный уровень до положения воинствующих варваров, грезивших о мировом господстве, то ельцинисты опустили этот уровень еще ниже: вымирающие русские нынче уже не способны быть даже варварами, завоевать кого-то, они себя-то защитить не всегда теперь могут. Так кто же более преуспел в черном злодействе: гитлеровские фашисты или ельцинские демократы?
Ю.Л. Живой или мертвый, Ельцин еще дождется своего Нюрнберга. И Горбачев еще повкалывает на строительстве какой-нибудь прочной и долговечной стены. РУССКИЙ СУД ЧЕСТИ — разве еще наше поколение не способно его учредить с опорой на всенародную поддержку? Да народ хоть завтра начнет собирать подписи в защиту собственной чести — и хорошенько встряхнется за этим бодрым занятием. Вот это и будет, наконец, подлинный демократизм, а не тот, который нам десять лет пытались впихнуть. Власть большинства, а не власть меньшинства над большим, но охмуренным и отчаявшимся народом.
И.У. Часто слышатся упования на "социальный взрыв". Терпение народа, дескать, на исходе — и вот-вот поднимется он, великий русский народ, во весь богатырский рост… Увы, русский народ, как свидетельствует история, поднимался лишь тогда, когда его поднимали — Дмитрий Донской, Минин с Пожарским, Кутузов, Сталин… Свою отвагу, стойкость, патриотизм русские проявляют лишь в урочный час, когда история выводит их на Поле Куликово, на Бородино, на Сталинградскую битву, то есть когда решается вопрос — "быть России иль не быть". В будничной жизни русские не умеют консолидироваться и постоять за себя, апатичны, беспечны, преступно безразличны к собственной судьбе. Вот и теперь русские с коровьим равнодушием, простите, взирают на то, как их притесняют, унижают, делают изгоями в собственной стране. Отчего такая социальная пассивность в нашем "самом непокорном на земле народе", почему он опустил руки, не желая тревожно озаботиться тем, что беспечность и благодушие его в нынешнее жесткое время может стоить ему жизни?
Ю.Л. Не слишком ли много мы требуем от народа? Нам хочется, чтобы он в любую минуту и в любом столетии был великим. Но так ведь никогда не бывало. Если понимать народ как живой организм, причем самый таинственный из всех живых организмов, известных на земле, то и у него есть какой-то свой загадочный график поведения, свой исторический биоритм, свое соборное подсознание, и распечатать, расшифровать это подсознание часто не удается даже самым чутким представителям народа, его вождям. Вот вы говорите о Сталине. А ведь ему только к третьему году войны пришло на ум, что народ ждет освобождения для своего православного чувства. Даже если взять самые глухие, самые непроницаемые времена в жизни народной, как, например, 90-е годы, то можно ли с чистой совестью говорить, что "народ спал", "народ обессилел", "народ иссякает"? Да, он бодро кинулся проверять себя в новых для себя "демократических" условиях существования. Да, наполучал много шишек, неоднократно бывал обманут в силу своей политической малоопытности. Ведь кто только не пробовал водить его за нос. Такого количества патриотов-зазывал Россия еще не знавала. Разве либералы наши — не все сплошь патриоты? Разве Жириновский — не патриот из патриотов? Глядя на него, я просто стесняюсь, когда меня кто-то приписывает к патриотам. Вот народу и приходится быть тугодумом, научаться жить с оглядкой и примеркой и даже приспосабливаться, да-да, ничего страшного, и приспосабливаться. И поддаваться в чем-то. И даже сокращаться численно на время. Потому что главная цель у народа — выжить. Пусть и с уронами, но обязательно выжить, то есть сохранить язык свой, веру свою, характер свой, землю, историческое свое бытие… Все-таки Лев Толстой, который получше нас с вами разбирался в народе, не зря оставил нам в назидание своих Лукашку, Ерошку, Платона Каратаева…