Его ценили в Москве, ценил Березовский. Еврейские "Известия" создавали ему образ "мирового алюминиевого короля". Ему отдавали на откуп богатейший край Сибири, и прислали Лебедя, чтобы на деньги Быкова сделать его губернатором. Дать ему в прокормление Сибирь до той поры, когда изрытый болезнями Ельцин уйдет на покой, и тогда из Сибири в Кремль, в алюминиевом блеске, явится грозный генерал с кулаками-булыжниками, с головой, напоминающий круглый ледниковый валун.
Быков дал Лебедю деньги. Они обнимались перед телекамерами. Быков в лице Лебедя получал послушного благодарного губернатора, который не засидится надолго в Сибири, переедет в Москву, и тогда у красноярского магната появится свой президент. Быков возвел Лебедя на губернаторский пост, окружил его своими людьми, видя в нем марионетку, с помощью которой достроит алюминиевую и электрическую империю. Но Лебедь, честолюбец, гордец и упрямец, видящий себя президентом, вышел из-под контроля. Сибирь, затаив дыхание, смотрела на схватку двух яростных беспощадных животных, еще недавно лизавших один у другого загривки, а теперь ударявших друг друга клыками.
Лебедь обвинил Быкова в кровавом бандитизме, в "отстреле" конкурентов, которыми можно было бы заселить средних размеров кладбище. Но улик не осталось. Генералы МВД, посылавшие Быкова на убийства, замели следы. Исполнители казней исчезли или тоже были убиты. И Быков, владелец алюминиевого завода, не давался Лебедю, вел с ним беспощадную, на всю Сибирь войну.
Наконец, нашелся мелкий урка по кличке "Паша-Светомузыка", который под давлением госбезопасности, увешенный звукозаписывающей техникой, проник к Быкову, разговорил его "на предмет убийств" и принес в прокуратуру пленку с записью. Быков был арестован. Сидит в Москве на алюминиевой цепи. Как кость в горле Лебедя и у новых владельцев завода, оттеснивших израильтян Черных. Обещают Быкову свободу, выезд за границу в обмен на алюминиевые акции. Но тот по-боксерски выносит боль ударов, держит акции, управляет из тюрьмы депутатами Краевого собрания, платными журналистами, и народ, читая хроники быковских подвигов и страданий, видит в нем мученика за народное дело.
Алюминиевый слиток, словно зеркало, в котором кривятся личины смутного времени. Разбойники, лжепророки, осквернители святынь, сатанисты. Вылетят из металла крылатой перепончатой стаей, расклюют очередную беззащитную жертву. Обидят вдову, погубят художника, затеют войну — и канут, оставив на белизне алюминия красную капельку крови.
Под грохот гексогеновых взрывов в Москве, под рев "ураганов", испепеляющих Грозный, под харкающее пламя огнеметов "Буратино", сжигающих Ведено и Шали, менялась проржавевшая кремлевская власть. Из нее извлекали сгнившие валы и колеса, заменяли новыми, неизношенными запчастями. Передел власти в Москве, появление новых центров влияния и угасание старых приводили к переделу собственности на пространствах России. В нефтебизнесе, металлургии, в банковском секторе, о чем мог бы поведать великий теоретик Ленин, и о чем, за неимением Ленина, азартно сообщали газетные хроники скандалов, силовых захватов, убийств, губернаторских побед. "Левые" ренегаты, став губернаторами, усаживались в подаренные "мерседесы", передавали губернскую промышленность новым магнатам. Проваливались в преисподнюю могучие еврейские олигархи, оставляя за собой светящийся свет болотных гнилушек. Появлялись таинственные персонажи, скупавшие целые регионы с недрами, реками, малыми народами, ударами бубнов, славящих появление новых правителей. Роман Абрамович, как тихий крот, прорывший подземный ход из Кремля на Чукотку, и дальше, под Беринговым проливом, в Америку, решил повенчать нефть с алюминием. Стал основателем компании "Русский алюминий", пригласив в партнеры другого баловня новейшего российского бизнеса Олега Дерипаску, нареченного "ходячим компьютером". Оба они продолжили сотворение алюминиевой империи, прерванное арестом Быкова. Советский централизм загадочным образом и после смерти своей продолжал реализацию грандиозного проекта Сибири, соединяя металл с электричеством, Красноярск с Амстердамом, власть и войну, могущество и несчастье. Оба магната, невидимые сквозь слепящий блеск лакированных светских журналов, обнаруживают себя в тумане плавильных ванн, в проблесках высоковольтных мачт, в вареве красноярской политики, все больше обретающей цвет алюминия.