В аэроэкспрессе до Внукова просматриваю профильный журнал. Опрос каких-то второстепенных актёров-певцов: где, мол, побывали в последнее время, куда ездили. И все опрошенные взахлёб: Испания! Франция! Англия! Ни одного из этой шатии-братии внутреннего туриста. Причём деньги на такого рода вояжи-релаксы получают от наших нефтяников-лесорубов (а что ещё у нас покупают за валюту, на которую эти фигляры разъезжают по франциям?). За песенки-побасенки наших "представителей шоу-бизнеса" ни один нормальный англосакс и пенса не выложит. А вот по карману ли лесорубам ездить в Испанию, приобретать там жилье?
Лечу "Сирийскими авиалиниями". Прямой рейс Москва—Дамаск раз в неделю. Самолёт полон. В основном — сирийцами. Я просто-напросто физически испытываю чувство вины, если где-то в мире творится несправедливость, а я не могу её устранить, помочь людям. "Я знаю, никакой моей вины… Но всё же, всё же, всё же". Потому глаз не смею поднять на людей, летящих на свою терзаемую Родину. Конечно, Россия помогает, конечно, мы поддерживаем не только морально, но и материально. Конечно. Но всё же, всё же, всё же…
Вообще лёту до Дамаска — часа три. Но нам перекрыли воздушные коридоры, и летим дальними путями, поэтому в полёте — пять часов. Самолёт идёт над Ираном, северным Ираком, над территорией, захваченной "мятежниками", как ласково называет бандитов духовно близкое им мировое сообщество. Смотрю в иллюминатор. Луна в салон просто просится: кажется, руку протяни — достанешь. Время ночное, и в темноте, как россыпи драгоценных камней, огни: белые, жёлтые, зелёные. Словно Серебряное Копытце из сказки здесь било — камни рассыпало. В большом освещённом населённом пункте, как Москва, например, или Тверь, Казань, Ленинград, многочисленные огни сливаются и не так ярко горят. А одиночные огни внизу в темноте — сияют. Любуюсь. Огни этакими оазисами: вот населённый пункт светит, а вот — глухая темень. И вдруг в темноте — всполохи. Рассуждаю: салюты, свадьба, наверное. Мой спутник смотрит на экран-карту, где фиксируется наш полёт (где мы сейчас, что внизу), и сообщает: а мы летим как раз над зоной боевых действий (!!!). Делюсь: мол, внизу вспышки. Он: "Я же говорю — боевые действия. Но будем надеяться, что у террористов нет оружия, способного нас достать".
Надежда — дело хорошее. Особенно когда летишь над зоной боевых действий, где бандиты, поддерживаемые западным летальным оружием, устанавливают демократию.
Наконец звучит просьба: пристегнуть ремни. Пошли на снижение. Свет в салоне полностью погашен, стюардессы просят отключить и планшеты — в салоне темень. Выглядываю в иллюминатор — и сигнальные огни на крыльях отключены! В полной темноте идём на посадку: кажется, что и моторы рокочут глуше… Жутковато.
"Боинг" старенький. Но экипаж сирийский — суперкласс: сели мягко. Лучше приземляли самолёт только северокорейские лётчики, когда я летела в Пхеньян из Владивостока. Так плавно тогда посадка прошла, что даже момент приземления не почувствовался: летим-летим — и вот уже катимся. Сам момент контакта с землёй даже не ощущался.
Нашу делегацию, прибывшую в столицу Сирии на форум, проводят в зал для особых гостей. Народу в аэропорту, несмотря на очень поздний час, много. И совершенно не чувствуется, что мы в воюющей стране. Нет признаков ужаса, уныния, запустения. Не видно военных. Но сразу в аэропорту понимаешь, что ты — в иной цивилизации. Ныне, к сожалению, куда ни попади — везде этакий униформат: что в Португалии, что в Китае, что в Германии. Архитектура, одеяния… А здесь — паранджи, хиджабы… Но отнюдь не поголовно. Отнюдь! Девушки в хиджабах — и в мини-юбках, шортах таких, что и в Москве не всякая девица решится надеть. Говорят, что до войны хиджабы почти не носили, сейчас — довольно много. Но опять-таки: хиджаб и джинсы, хиджаб и декольте…
В зале — большая фотография Башара Асада. Портреты президента страны и бывшего президента страны Хафеза Асада — повсеместно. В кабинетах, в офисных зданиях, гостиницах, залах ожидания, на щитах вдоль дорог, в магазинах, в окнах домов, в лавчонках на базаре, на склонах гор, на скалах высечены в камне… Башар Асад в военной форме, Башар Асад с детьми, с солдатами… И это создаёт, я думаю, у людей чувство уверенности: президент, главнокомандующий — с нами. Он видит. Он слышит. Он спокоен и уверен в победе.