А. М. Я всегда был неудобен для начальства — и в старое время, и в нынешнее. Строить отношения с вышестоящими в государстве или в партии по принципу — чего изволите? — мне по природе не дано. Нет, натура у меня не склочная. Я никогда не спорю по мелочам. Но и никогда не уступаю в главном.
Накануне губернаторских выборов у нас в 96-м руководство НПСР, где ведущую роль играет КПРФ, приняло решение: поддержать Руцкого. Хотя честно говоря, многие ведь знали, кто он такой. Когда это решение мы обсуждали на пленуме обкома, к нам пришел родной дядя бывшего вице-президента — Виктор Александрович Руцкой, и сказал: мой брат, отец кандидата в губернаторы, проклял сына перед смертью за предательство КПСС. И вы, коммунисты, не имеете права помогать ему победить на выборах.
Мне и до прихода Виктора Александровича было ясно, кто есть Александр Владимирович Руцкой. И я отказался перед выбором: либо подчиниться партийной дисциплине и выполнить заведомо ошибочное решение руководства НПСР, либо в интересах области с ним не согласиться. До того, как Руцкой по постановлению Конституционного суда был, по сути, на парашюте заброшен в выборную кампанию в нашей области, мы тщательно просчитывали шансы: мои, действующего губернатора Шутеева и возможного кандидата Руцкого, которому курский закон не позволял баллотироваться — кто на территории области не живет, тот управлять ею не претендует. И что наши просчеты показывали? Если я остаюсь один на один с Шутеевым, то опережаю его процентов на 10-15. Если Конституционный суд позволит участвовать в выборах Руцкому, то при наличии трех реальных кандидатов он может опередить меня на 5-7 процентов, а Шутеева на 15-20.
За трое суток до выборов, когда Руцкой уже провозгласил по телевидению, что он, а не я — кандидат от НПСР и КПРФ, я встретился с Шутеевым. То есть до принятия окончательного решения. Разговор был трудным и, увы, безрезультатным. В чем мы с ним были едины? Руководство НПСР явно приняло ошибочное и опасное решение. Я убеждал Василия Ивановича, что если я не сниму свою кандидатуру, то многие мои избиратели станут думать: коммунист Михайлов — карьерист, он любой ценой стремится получить власть в области и поэтому не поддерживает Руцкого, вопреки решению НПСР и КПРФ. Стало быть, процентов 10 моих сторонников проголосует за Руцкого. Но этого недостаточно для вашей победы. Есть резон вам, Шутееву, снять свою кандидатуру и объявить: власть в области должна принадлежать курянам, тем, кто здесь живет, а не пришлым варягам, которые мечутся из одного политического лагеря в другой. Прими Шутеев мое предложение — я бы выиграл у Руцкого. Но штаб Василия Ивановича убедил его: у вас есть шанс на победу, если Михайлов и Руцкой растащат голоса между собой, и он стал меня убеждать не снимать свою кандидатуру. Я, разумеется, отказался. Руцкой — большее зло для области — все равно бы победил на губернаторских выборах, а я бы выглядел эдаким раскольником в прокоммунистическом движении. Короче говоря, не мое политическое безволие, а трезвый расчет и неконструктивная позиция Шутеева привели к реализации ошибочного решения — снятию моей кандидатуры с выборов.
Н. А. Мне доводилось читать в прессе: Руцкой превратил Курскую область в частную фирму своей семьи. Я не буду вас спрашивать: так это или не так. И думаю, что вы не согласитесь повествовать об известных вам аферах руцковских чад и домочадцев: кто тратит силы на обличение грехов предшественника, тот заранее списывает грехи себе. Но, не переходя на личности, вы можете назвать самые острые проблемы, с которыми вам пришлось столкнуться, когда осенью 2000 года вас избрали губернатором?
А. М. Я был депутатом Госдумы и, как бы того кому ни хотелось, мне нельзя было запретить часто встречаться с моими избирателями. Бывал я в самых разных курских городах и весях. А во время избирательной кампании мне удалось объехать все районы. То есть как жила область осенью 2000-го — я знал. Но с той моей колокольни мне далеко не все было видно. То есть знал, что живет она плохо, но самого ужасного и предположить не мог.
В предвыборной поездке по Дмитровскому району со мной был Иван Кузьмич Полозков — бывший первый секретарь Компартии РСФСР. И когда он там увидел черноземные поля, заросшие березками и бурьяном, то стал их фотографировать: "Если я об этом только скажу, никто в Москве не поверит". Я же такую картину видел не раз. Но когда после выборов мы изучили положение дел на селе, то и мне пришлось ужаснуться: 350 тысяч гектаров нашего благородного чернозема, оказывается, не обрабатываются и поля превращаются в леса. Угроблено было и животноводство. Закрылись многие перерабатывающие сельхозпродукцию предприятия.