А.П. Я не думаю, чтобы Америка искала опоры в России. Просто та часть американской дипломатии, которая построена на интеллектуальном, психологическом подкупе и обольщении (а это очень сильный компонент политики Запада по отношению к России, и этот компонент действовал и в случае Горбачева, и в случае Ельцина) продолжает действовать. И в эту ловушку поймали Путина, который слаб, молод, не пресыщен почестями, ему нравится фигурировать в “большой восьмерке” среди самых великих масонов мира. Россию заманили в очередной капкан. Есть такие цветы болотные — нарядные, красивые, куда залетает маленькое насекомое, они потом захлопывают свой цветок и насекомое переваривают.
Если уйти от метафоры, то очень важно зафиксировать следующее. По возвращении Путина из Штатов, мы можем четко сказать, что кончился его так называемый державный проект. Завершилась та надстройка, с которой он выступал в своем первом послании к Федеральному Собранию, поражая всех раздвоенностью концепции. Когда он предлагал строить экономику на ультралиберальных началах под куполом с фреской державности: двуглавый орел, воспоминания о великом Советском Союзе, гимны, употребление слов “народ”, “империя”, “Петр I” — весь набор этой политической бижутерии, которая пленила истосковавшихся по державным звучаниям. Теперь фреска эта, наспех написанная, осыпалась совершенно, и под ней открылось другое изображение, новый проект, который идеологически вошел в полное согласие с экономическим базисом глобализма.
Россия не только по своей природе стала олигархической страной, но она стала и страной, которая исповедует пока еще в провинциальном варианте, в очень таком унылом, блеклом, абсолютно таком волошинском варианте, философию неолиберализма и встраивание в подбрюшье Америки. Как детеныш кенгуру впрыгивает в брюхо своей матери, так и Путин впрыгнул в брюшной карман Америки.
В.Ч. Спасительный прыжок. То, что ты называешь “державный проект” Путина, — это платье короля на два сезона, шитое из невского тумана.
Страдающий манией народного мщения, Ельцин обзавелся надежным наследничком у Собчака и донашивал его за пазухой, скрывая от всех, и от “большой семерки” тоже. Западники имели право на подозрения, потому и щелкали медиа-зубами. Наследник же во имя самоутверждения имел право дистанцироваться от Барабаса Николаевича. А это легче всего достичь, сыграв долгожданную в стране патриотическую роль, да еще с бирюльками из просторечья и жаргона: он готов и “мочить в сортире”, ему и “выть хочется”...
Но спектакль проходит, акт за актом. И при свете дня людям становится все виднее: несмотря на патриотические заклинания, как лежал их завод на боку, так и лежит; как не было удобрений и солярки в поле, так и нет; как двигались цены в рост, так и движутся... Да еще в ускоренном темпе начали проштамповываться антинародные и совсем непатриотичные законы от имени президента и правительства — вот туман и стал рассеиваться.
Сколько можно, Путин еще поддерживает имидж патриота своими метаниями по стране. Где выйдет из машины, сделает ручкой, погладит ребенка по головке; где зайдет в дом, съест соленый огурец или в парке окунется в тазик с кефиром — дань традициям... Это “поддерживает имидж”, но не очень. Жизненные реалии все круче опрокидывают ходульные представления. И Путин возвращается к себе, к собчаковскому оруженосцу. Только в ином уже масштабе — глобальном. Как сказал поэт: “По миру скачет Дон КиБуш, а следом — верный Санчо Путин...”