Любовная драма, сентиментальный роман, социальная сатира, антиутопия — все помещается на пространстве небольшой повести "Демгородок"... В самое нечитаемое время, когда люди были готовы к гражданской войне, когда противостояние президента и парламента, а по сути — двух половин народа, достигло опасного предела, все жадно накинулись на августовский номер "Смены". Повесть "Демгородок" ксерокопировали, передавали друзьям, зачитывали до дыр, боясь скорого запрета...
Каково было действующим государственным чиновникам, каково было обслуживающей их придворной культурной элите читать про себя талантливо написанные "гадости" и разоблачения в канун октябрьских событий? А ведь все персонажи легко угадывались, это еще более подчеркивает тогдашнее бесстрашие автора. Роман Арбитман в исступленно-либеральной тогда "Литературной газете" устроил писателю маленький погром: "Итак, поражение ненавистной "дерьмократии" на Руси, которое так долго обещали народу большевики, состоялось. Пусть на бумаге, но состоялось... Юрий Поляков на бумаге отыгрался за все обиды, общественные и личные... Как выяснилось, писателю благоприятствовала атмосфера полуправды, в которой можно было показать себя на правах "разрешенного" обличителя... Пока существовали "белые пятна" и закрытые области, легко и приятно было делать полшага вперед и открывать Америку. Когда игра в догонялки кончилась и читателя требовалось привлекать чем-то иным, кроме оперативности "отклика", Юрий Поляков был бессилен... Оказался без работы..."
Сегодня, когда Юрий Поляков, "бессильный и безработный", стал главным редактором той самой "Литературки", тотально провалившейся именно из-за ее исступленно-радикального либерализма, читать эти лживые строчки критика даже смешно. Что ни слово, то явная ложь. А написана и опубликована эта ложь в форме доноса была сразу же после октябрьского расстрела Дома Советов, когда еще шли аресты противников ельцинского режима.
Мол, берите тепленьким этого паршивца Полякова, осмелившегося издеваться над дерьмокрадами... Не случайно после статьи Арбитмана имя Юрия Полякова на долгие годы было вычеркнуто из списка авторов этой газеты. Какую "торопливую оперативность отклика" в ранней прозе писателя заметил Арбитман, если первые повести Полякова пролежали запрещенными в столе: одна — восемь лет, другая — четыре года? И почему же писатель оказался в 1993 году бессилен, если опубликовал как раз самый "оперативный отклик" еще в преддверии октябрьских событий? И в чем же заключалась полуправда его прозы?
Думаю, в том заключалась полуправда, по мнению тогдашней "Литературной газеты", что написана была проза Юрия Полякова: как ранняя, так и поздняя,— без ненависти к людям. И даже без ненависти к власти. В "Ста днях до приказа" — без ненависти к армии. В "ЧП районного масштаба" — без ненависти к комсомолу. В "Работе над ошибками" — без ненависти к школе. Да, с иронией, даже кое-где с ехидцей, но без ненависти. Без лютой злобы в сердце. А Роману Арбитману, так же, как и другим его радикально-либеральным коллегам по разрушению культуры, от писателей требовалась и требуется ненависть ко всем устоям и традициям, ненависть к человеку вообще. К его святыням и идеалам… И потому Юрий Поляков даже ранними своими повестями очень быстро оказался для демократов недостаточно разоблачителен. Хотя он даже падших героев-демократов в том же остросатирическом "Демгородке" не бьет наотмашь. Не по причине осторожности или недостаточной идеологичности. Когда надо, он не хуже Нины Андреевой не позволяет себе не поступаться принципами. Это уже характер писателя, чисто поляковская особенность. Он и в иронии, и в сатире, и в публицистике своей, и в самом убийственном ехидстве — мягок и сентиментален. Может быть, поэтому его недолюбливают нынешние критики. Сентиментальная ирония, сентиментальная трагедия и прекрасное знание языка улицы. Он не выдумывает слова. А внимательно слышит и видит. Реализм у него сидит где-то в печенке, и потому Полякову не страшен никакой постмодернизм, все может использовать не во вред реальному характеру, реальной жизни. Когда сейчас упорно ищут новый реализм, мне становится смешно — его ведь давным-давно открыл Юрий Поляков, легко и весело, без излишних потуг, соединяя классическую традицию реальности жизни и постмодернистский камуфляж.