Сегодня в странах старого капитализма говорят о новой индустриализации, притом больше всего на родине индустриализации старой — в Англии. Англия наиболее стремительно теряла свою промышленность, и сегодня там зреет понимание, что это вовсе не так прогрессивно и благотворно, как недавно казалось.
Если дело пойдёт в направлении возвращения промышленности и новой индустриализации, то деловое сообщество будет давить на правительства в смысле экономического изоляционизма, протекционизма и того, что Кейнс когда-то назвал экономическим национализмом. Все эти слова ещё вчера были ругательными и неприличными, символизирующими отсталость и реакционность, а сегодня они осторожно возвращаются в экономический и философский обиход. Очевидно: в той же Италии можно и нужно многое производить, но для того, чтобы её не давил Китай, она должна защитить свой рынок. При полной открытости она оказывается неконкурентоспособной у себя дома. Такая судьба постигла, например, текстильную промышленность Тосканы, существовавшую ещё во времена Данте и Петрарки.
Недавно попалась информация, что японские университеты закрывают гуманитарные специальности и намереваются учить студентов преимущественно практическим вещам. Это тоже явление новой индустриализации и "экономического национализма".
В ближайшее время возникнет и овладеет умами учение, напоминающее нео-меркантилизм, а слово "автаркия" из ругательного превратится в похвальное. Особенным успехом подобные учения будут пользоваться в больших и самодостаточных странах — в России, в Бразилии. Мне кажется, знаковым явлением будет переиздание большим тиражом книги Фридириха Листа "Национальная система политической экономии". Думается, что книжка известного экономиста В.Ю. Катасонова "Экономика Сталина" — это дальний подступ к новому учению.
Иными словами, территории снова хозяйственно замкнутся.
Новые кадры решают всё
Центробежные тенденции приводят к возвышению нового типа политических лидеров — из контрэлиты. Их по привычке иногда называют правыми, но это не старые правые — это нечто иное. Это, так сказать, "новые правые". Я бы назвала их предтечами нового Средневековья. Я имею в виду персонажей типа Марин Ле Пен, Виктора Орбанта, Дональда Трампа. Трамп, как говорили на Московском экономическом форуме, прямо призывает к протекционизму.
В любом случае, в экономике и политике он выражает намерение сосредоточиться на внутренних делах США. Именно за это его так ненавидит современная глобалистическая элита, чьи интересы выражает Хиллари Клинтон.
В фигуре Клинтон я вижу зловещий символизм. Дряхлая, больная, но ещё амбициозная и задорная, она — зримое воплощение старого мира: именно такой он и есть. Вполне вероятно, что "Киллари" победит на выборах, и именно при ней начнётся глобальный обвал.
В обвал мало кто верит всерьёз, но перерыв постепенности приходит внезапно для наблюдателей-современников. Кто в пору нашей юности верил в распад СССР? Это потом историки будут делать вид, что видели все приметы того, что произошло после. Вообще, люди редко верят в глобальные изменения. Они склонны думать, что эпохальные переломы происходили до них, будут происходить после них, но при них жизнь будет сохранять своё равнинное течение. Это, очевидно, неверно. Надо сказать, что подход так называемых аналитиков тоже исходит из представления о том, что тенденции сохранятся в прежнем виде, надо их только уловить и приложить линеечку к графику. Но — увы — действует это далеко не всегда. И мы, на мой взгляд, переживаем момент, когда не действует.
Путь к себе
Я не разделяю идеи экономического детермининзма, мне представляется более правильной мысль, что хозяйственная деятельность людей — производная их идей и даже в большей степени — верований, то есть неосознанных, иррациональных идей. Но здесь я не склонна обсуждать, что первично, а что вторично. Фактом является то, что в духовной жизни людей происходят зримые и быстрые изменения. И они — одновременно и результат, и условие изменений в экономической жизни.
Рост националистических настроений, интерес к провинциальным языкам и даже диалектам, вообще подъём этничности, что часто выражается безвкусно и даже нелепо — всё это проявление этой тенденции — разъединения. Разъединение — вовсе не обязательно вражда и война (хотя исключительно мирным этот процесс быть не может — это очевидно; вопрос лишь в том, насколько он будет разрушительным).