Выбрать главу

3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 35 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

36

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Владимир Винников ПЕЧАТЬ ПЕРЕХОДНОЙ ЭПОХИ

Творчество Владимира Гусева в 2001 году было отмечено двумя заметными литературными премиями: имени М.А.Шолохова Международного сообщества писательских союзов (за "Дневник 1993 года") и мэрии Москвы (за книгу прозы "С утра до утра"). Факт, надо признать, несколько нестандартный. Все-таки в "новой России", несмотря на постоянно декларируемый "плюрализм", дело присуждения подобных премий продолжает быть донельзя политизированным (видимо, по укорененной еще с советских времен привычке). В результате собственно художественные достоинства произведений, как правило, отходят на второй план, а на первый выдвигается "общественная позиция" автора. Если ты приветствуешь "демократию", "рыночные отношения" и "либеральные реформы" — получай пряники от государства и коммерческо-олигархических структур, если же нет — рассчитывай в лучшем случае на кусок черного хлеба, который тебе отрежут от своей собственной полублокадной пайки товарищи по убеждениям.

Десять лет подобных отношений между братьями-литераторами постепенно приблизили ситуацию к описанной еще Уэллсом в "Машине времени" истории элоев и морлоков. Тепличный постмодернизм практически вымер, а отдельные его коммерчески успешные мутации (детективы-триллеры, Акунин-Пелевин) настолько прочно оседлали реалии отечественной истории, в том числе новейшей, что постмодернизма попросту не стало — и настолько не стало, что даже Владимир Сорокин на пару с Виктором Ерофеевым приуныли. Зато прошедшие жесткую школу выживания писатели-"патриоты" обрели подвижность и злость, освоили многие приемы, дотоле бывшие достоянием исключительно их "демократических" оппонентов. Теперь складывается ситуация, когда именно к писателям-"патриотам" перешла (во многом неожиданно для них) функция законодателей литературной моды — в рамках "умеренного реализма", скажем так.

Столь кардинальное изменение вектора текущего литературного процесса несомненно, однако идет исподволь, отдельными "прорывами", ничуть не напоминая полную и одновременную "смену вех". Но даже эти "прорывы" вызывают резкий рост напряжения во всем литературном поле. И дело здесь не только в господствующей инерции противостояния между "патриотическим" и "демократическим" писательскими лагерями — инерции, мощно заданной событиями августа 1991 и октября 1993 года. Ситуация явно выходит за "чисто литературные" рамки.

Смена лидеров в литературе и смена лидеров в политике — это, по большому счету, явления одного порядка. И если вспомнить уже ставшую сакраментальной самооценку Путина, который несколько лет назад взлетел на вершину российской власти: "Культурки не хватает",— то надо признать, что нехватка этой самой "культурки" вообще является главной опасностью для "новых лидеров". Ведь даже объективно смена вектора движения порождает массовую сумятицу, путаницу и озлобление. Чтобы лучше понять суть происходящего достаточно представить себе пассажиров резко затормозившего (или "дернувшего" с места, или просто круто повернувшего на скорости автобуса).

Недавним либеральным "властителям дум" пришлось как-то выйти из фокуса общественного внимания. А попытки вернуться туда поневоле оказываются связаны с отходом от либеральных политических и эстетических догм. Еще тяжелее приходится тем писателям-"патриотам", кому поневоле пришлось взвалить на себя бремя лидерства — пусть даже лидерства литературного. Такая (повторю, во многом неожиданная для них) "смена роли" может вызвать не только "головокружение от успехов", но, если использовать термины уже не сталинской, а более поздней эпохи, и "конвергенцию идеологий". При этом недавние собратья "новых лидеров" по патриотическому лагерю начинают чувствовать себя совсем уж невыносимо: "Чем эти вот лучше нас?" И для них-то возможная "конвергенция идеологий" получает статус уже не просто свершившегося факта, но аксиомы: "Продались…"

Таков, грубо, фон исторического момента, на котором состоялся факт двойного премирования Владимира Гусева. И этот факт, похоже, не сводится к обычным писательским "междусобойчикам". Владимир Иванович Гусев — человек более чем известный: председатель правления Московской городской организации СП России, профессор, заведующий кафедрой критики Литинститута. Но дело здесь не в "чинах". Мне ничего более откровенного, чем гусевский дневник 1993 года, читать еще не доводилось. Вот уж non-fiction так non-fiction. С эмоциональным перебором порой, но ничего надуманного или скрытого. Прозрачность — почти абсолютная. "Почти" — потому что авторская работа над текстом чувствуется. Не на уровне редактирования сделанных некогда записей, а на уровне их отбора: все-таки это книга, и не всякое лыко здесь в строку. Но и того, что осталось — хватает с избытком. Впечатление, повторюсь, сильное. Привожу далеко не самые сочные и "забористые" отрывки.