Между двумя лагерями митингующих словно появилась своеобразная "демаркационная" линия. "Руховцы" требовали, чтобы убрали военных, а мы в свою очередь доказывали, что как граждане государства имеем тоже право здесь находиться. Рядом оказалась звуковещательная станция и к ней начали пробиваться желающие высказаться. Естественно, зажатые рамками воинской дисциплины, мы не рвались к микрофону, боясь сказать что-то лишнее, а это потом могли использовать наши враги против нас самих же. Говорили гражданские. И с нашей стороны, и с противоборствующей. И тут я увидел, как жлобы, одетые в черные куртки, пробивали кулаками дорогу пожилому подслеповатому мужичку, названному "политвязьнем" — политическим заключенным. Трещали скулы, мимо моей головы пролетел массивный фотоаппарат, выбитый из рук какого-то местного фотокорреспондента, брызгала из расквашенных носов кровь… Мужичонке все-таки пробили дорогу и дали в руки микрофон.
— Да пусть "москали" заберут с собой Ленина, если он им так нужен,— верещал оратор, а меня внутренне трясло от ненависти, лишь только я услышал его фамилию "Шухевич".
Это был сын одного из главарей 14-й гренадерской дивизии СС "Галичина" Романа Шухевича, который со своим немецким наставником Оберлендером оставил весьма обильный кровавый след на Западной Украине. Кстати, потом во Львове именем Шухевича назвали улицу. Если не ошибаюсь — бывшую "Первомайскую". Между прочим, улицу Мира впоследствии переименовали тоже. В улицу Степана Бандеры. Да, и еще один штрих к портрету узколобого западно-украинского национализма. Улицу Суворова эти "патриоты" собирались переименовать в улицу Вашингтона.
Слушал я речь эсэсовского последыша и думал о том, что мы защищаем не столько памятник Ленина, сколько идею единства Союза, а также права русскоязычных.
Когда шли словесные баталии, с нами не было ни одного представителя политического управления Прикарпатского военного округа. И вдруг в стороне на углу у оперного театра я увидел генерала Панкратова — члена военного совета округа. Он стоял, одетый в какую-то курточку, явно не генеральскую, и мирно беседовал с двумя мужчинами. Вот тут моя ярость и сменилась горькой обидой. Курсантов, думаю, семнадцати— восемнадцатилетних пацанов, бросили одних против такой толпы, а политический вождь войск округа в какой-то полуцивильной куртенке развлекает двух человек — наверное, проводит политбеседу…
Короче, ушли наши ребята часа через два. Ушли достойно — в четком строю и с песней. Хотя то один, то другой курсант, потеряв выдержку от сыпавшихся с тротуаров оскорблений, рвался из строя, пытаясь ответить обидчикам. Но его тут же удерживали товарищи.
Вот такие события и предшествовали началу украинизации воинских частей и учреждений Прикарпатского военного округа, которая пошла полным ходом уже с принятием присяги. Поэтому оставаться или нет во Львове — для меня альтернативы не было. Не хотел я ходить по улицам имени эсэсовцев и националистов. Помните, герою трилогии Алексея Толстого "Хождение по мукам" подполковнику Вадиму Рощину хотелось "выплюнуть кровавый сгусток пули в лицо обманутому мужичью"?.. Примерно такие же чувства по отношению к бандеровцам испытывал в то время и я.
Итак, на предложение членов комиссии остаться в украинской армии я ответил отказом. Надо признаться, говорили они со мной очень уважительно и тактично. Возможно, это произошло еще и потому, что накануне им все накипевшее на душе высказал подполковник Александр Марков. Слово "высказал" вряд ли подходит к описанию той ситуации, которая произошла во время беседы уже изменивших военной присяге представителей украинской армии с русским подполковником. Он устроил членам комиссии такой разбор, что они и краснели, и бледнели и, в общем, не знали, куда деться. Короче, в кабинете разыгралась чуть ли не настоящая "коррида". Поэтому наученные горьким опытом члены комиссии отнеслись ко мне с большой осторожностью: кто знает, чего можно было ожидать от бывшего "афганца", да еще и десантника.
Меня поблагодарили за службу и сказали, что дальнейшую судьбу не принявших присягу пусть решает Министерство обороны России. Естественно, из Москвы никто за нами не приехал, так что пришлось самим отправляться в первопрестольную, используя свои связи и знакомства, искать возможности для перевода.