"; y+=" 40 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Владимир Винников ЕПИФАНИЯ
Вторую зиму подряд вместо знаменитых крещенских морозов в Москве — оттепель. Что-то важное нарушилось в извечном чередовании времен года, и старые, веками проверенные приметы уже ничему не соответствуют. На платформу "Ленинградская" Рижского направления падает легкий городской снежок сероватого цвета. Так ли мы живем в этом мире?
Дорога предстоит недальняя, но еще незнакомая — к Новоиерусалимскому монастырю, где на специально найденном месте патриарх Никон мечтал основать нерушимую крепость мирового православия, перенести светлый, небесный "Град Божий" сюда, в снежную и лесную Россию. Дерзновенно возводились белокаменные стены, нарекалась Иорданом речка Истра, зачинался Великий Раскол — по вере и по сердцу моего народа.
Слова древнего мудреца Гераклита гласят: "Нельзя дважды войти в одну и ту же реку". Похоже, в одну и ту же реку нельзя войти даже единожды — воды ее, словно годы, обтекают каждого из нас, сменяя друг друга. Но все же остается имя, название, слово — как залог предстоящей вечности. Зябко и хорошо думать, что вот совсем скоро, через несколько быстрых часов, доведется и мне войти в зимний Иордан-на-Истре — отныне и во веки веков…
Вечерняя электричка до Волоколамска переполнена — жители области возвращаются домой со своих столичных работ. Кто дремлет, кто читает глянцевые журналы с последними новостями из жизни "звезд": то изысканно одетых, то почти голых, кто с увлечением разгадывает сканворды, кто пьет пиво, смотрит в темнеющее окно, думает о своем. "Раз в крещенский вечерок девушки гадали..."
Не гадается нынче. Как бы не проехать мимо. Но вот загорается голубым светом слово "Истра", электричка окончательно пустеет, и на перроне я вновь сверяюсь с план-схемой, нарисованной рукой бывшего морского офицера, а ныне — священника Русской Православной Церкви: как добираться к дому его родителей. Самого батюшки там не будет — служит всенощную в отдаленной церкви.
Я почти непростительно запаздываю — на часах уже половина десятого. Автобусы и маршрутки уже не ходят, без боя, но, наверное, и не за просто так сдав ночную Истру системе частных такси, оснащенных "мобильниками". Эта летучая конница до утра будет "рубить бабки" с приезжих.
— Куда надо, командир? Я по заказу, но щас вызовем другую машину, и за полтинник договоришься без проблем.
А куда еще деваться? Действительно, через три минуты подкатывает потрепанная "девятка", и вскоре, немного покрутившись по окраинным улочкам, меня доставляют по указанному адресу, и водитель снова мчится по вызову — горячее время, давай-давай...
Дверь дома открывает сам хозяин. Знаю, что он — художник, видел даже репродукции его картин, но личное знакомство — совсем иное дело. Присматриваюсь к человеку, к обстановке. Да, "здесь — русский дух, здесь — Русью пахнет" (со смысловым ударением на слове "здесь"). После нескольких слов приглашают попить чай с дороги, расспрашивают, рассказывают, и уже минут через десять-пятнадцать мне кажется, что я знал эту семью всю свою жизнь. Оказывается, вот уже семнадцать лет подряд они отмечают ночь на Крещение погружением в иордань, вспоминают разные случаи, связанные с этой традицией,— короче, "дают установку" мне как новичку, подбадривают и развлекают, но без всякой нарочитости, от души.
Остается подождать других участников — за эти годы вокруг художника сложилась целая община единомышленников и друзей. На этот раз один из них, известный адвокат, должен привезти для "russian winter`s swimming" (русского зимнего плавания) отставного немецкого адмирала, своего соратника по борьбе против агрессии НАТО в Югославии. Для кого — экзотика, для кого — одно из проявлений высшего смысла жизни.
И, пока есть время, хозяин дома показывает мне свои картины. Начинает с самого выстраданного. На большом холсте изображен поединок конных воинов. Темный мрачный богатырь, с ног до головы облаченный в латы, поражает в сердце прекрасного белокурого юношу без доспехов. В круговорот битвы вовлечены лошадиные лики, красный и белый (да, это лики, а вовсе не морды), и ангел возлагает золотой венок на голову павшего. Художник говорит несколько слов, из которых следует, что здесь изображена аллегория красной революции 1917 года, когда народ, закованный в броню всеобщего сочувствия, поверг ниц свою аристократию.