Г. Н. С солдатами каких родов войск вам пришлось общаться?
Л. Р. Я была и в Морской пехоте, и у десантников, и у пограничников, и у разведчиков. Но вот, в основном, судьба сталкивает с разведчиками — будь то внутренние войска, будь то Министерство обороны или пограничники. Пограничникам тяжелее всех — условия совершенно иные. Ведь им приходится жить в очень суровых условиях — в блиндажах и палатках. Если учитывать то, что 42-я и 46-я живут на "постоянке" в казармах, то пограничникам по сравнению с ними, конечно, "достается". И если бы кто-нибудь мог выделить под жилье какие-нибудь вагончики, это, несомненно, сильно облегчило бы им жизнь.
Ведь как иногда происходит: пограничника выбрасывают с парашютом в горы, где никаких автомобильных дорог нет, а с собой у него только топорик, с помощью которого он должен построить себе временное жилище. Обычно такие "домики" ребята складывают просто из камней.
И вы знаете, они все веселые. Вот это меня поражает. Только когда у них потери, тогда, конечно, морально очень тяжело.…
А как они радуются нам, как они ждут нас! И им важна не только материальная, но и моральная, именно, в первую очередь духовная наша поддержка.
Г. Н. А крестики все возите?
Л. Р. Вожу, по-прежнему вожу. И по-прежнему даже генералы удивляются тому, как ребята относятся к вере. Может быть, некоторые приедут домой, снимут крестики и все это забудут, но там они другие. По колено в снегу, про горячую пищу редко кто уже и говорит, в общем, нелегко им, очень нелегко….
Г. Н. А чего сами ребята чаще всего просят привезти?
Л. Р. Тельняшки и гитары. Причем гитар обычно на всех не хватает, поэтому мы устраиваем конкурсы — кто лучше споет, тому и гитара.
Г. Н. Любовь Васильевна, расскажите теперь про госпиталь в Голицыне, где вы недавно были. Какая там помощь нужна?
Л. Р. К сожалению, времени на общение было выделено очень мало. Многие ребята без ног, но держатся потрясающе, с таким достоинством!
А по поводу помощи.… Сейчас их обучают работать на компьютерах, и одного из них оставляют при Академии ФПС. Может быть, его возьмут туда на работу. Сейчас он учится на казенном компьютере, но в скором времени ему понадобится свой, персональный.
Вообще, госпиталь очень хороший. Меня туда пропустили достаточно легко, хотя это закрытый военный госпиталь. Начальник госпиталя, генерал, поразился тому, что я — мать погибшего в Чечне воина, да еще, как оказалось, работающая, он сказал, что это впервые у него на практике. Хотя про Женю он ничего не знает, даже не слышал.
Еще я видела там замечательный храм, прямо при госпитале, где служит пограничник, бывший офицер, закончивший Медицинскую академию имени Сеченова, о. Николай.
Г. Н. Любовь Васильевна, мы помним, как после первых публикаций в газете "Завтра" некоторые демСМИ попытались очернить память воина Евгения, представить его человеком неверующим. Тогда это не удалось. Известно, что вы с болью следите за всем, что сообщается о вашем сыне и о разделивших его судьбу пограничниках Андрее Трусове, Александре Железнове, Игоре Яковлеве. Что происходит сейчас?
Л. Р. Попытки очернить их память, к сожалению, бывают и сейчас. Но было и другое. Примерно год назад по тем же СМИ прокатились сообщения о том, что ребята канонизированы Юбилейным Архиерейским Собором. Но это ведь тоже ложь…
Г. Н. И потом все стихло? Т. е. не мытьем, так катаньем, а вопрос они закрыли. Работа над русским самосознанием продолжается. А ведь люди молились о воинах-мучениках, столько писем было.
Л. Р. Сергей Говорухин, инвалид и ветеран первой чеченской войны, как-то горько посетовал: "Церковь хотела канонизировать — не канонизировала, заставе хотели присвоить имя — не присвоили. Так кому же оказался нужен подвиг солдата?" Некоторые, даже облаченные священным саном люди, почему-то считают, что я добиваюсь канонизации. Мне такие упреки приносят боль. Я вообще не считаю канонизацию делом рук человеческих. Просто свидетельствую о подвиге.