Тут уж сам супруг при всём его первосортном юморе не выдержал:
"- Эк куда метнула.
- А что? Это будет новый герой. В русской литературе ХХ века такого не было".
Если даже так, зачем старых-то героев увольнять без выходного пособия? Куда идти Хорю? Что делать Калинычу? А Платона-то Каратаева мало того, что французы пристрелили, теперь ещё и вроде бы свои второй раз жизни решают.
Но мадам не может наговориться похвал: "У NN в мемуарах на первом месте он, он хочет дать прежде всего свои мысли - это скучно. А у тебя" А кто на первом месте, допустим, в "Исповедях" Руссо или Толстого? И скучно ли их читать? А читала ли сударыня "Былое и думы" Герцена?
А она опять: "Ты учёный с мировым именем". Причём, как выясняется, мировое имя-то на лбу уже сорок с лишним лет после выхода в 1971 году труда "Поэтика Чехова", тотчас переведенного в 1983 году на английский. А кто сказал, что мировое имя? Оказывается, лично поведал это американский русист профессор Роберт Джексон. Так ведь в Америке даже Героя соцтруда Сергея Залыгина, от которого, как сказал бы Есенин, "в клетке сдохла канарейка", зачислили в Академию изящных искусств Нью-Йорка (1992).
Впрочем, и Дафнис лично порой изумляется обширности своих познаний: "Я иногда сам удивляюсь - черт знает какой ерунды я только не знаю! Нахватался этого в школе, читая подряд все газеты и журналы. Не может быть, чтобы это прошло даром". Нет, это и не пройдёт даром. Ниже читатель увидит всю его нахватанность школьно-газетного уровня.
Но обратимся, наконец, к самому роману, вернее, отрывку, уж наверняка самому сильному, выразительному, выигрышному, что выбрала, конечно, сама Хлоя, а утвердил товарищ Змеющенко.
Начали: "Среди пяти дедовых дочерей Татьяна считалась самой красивой. Она раньше всех вышла замуж - за инженера-путейца Татаева". И сразу раздумье Он хочет сказать, что замуж Татьяна вышла первой благодаря своей красоте. А в жизни это часто вовсе не так. И вообще, если дочерей несколько, то родители стараются первой выдать старшую. А что за фамилия - Татаев? Не русская же. Так надо прояснить. Хоть бы имя дал.
Дальше: " замуж за Татаева, человека честного и горячего. В середине войны он дал по морде начальнику движения. Тетя Таня никогда не уточняла, за что, говоря только: "Ну, это был мерзавец".
Да разве так по-русски говорят: "в середине войны дал по морде"? "В середине войны была Курская битва" - даже это плохо. И дальше много вопросов. Прежде всего, хотелось бы всё-таки знать, за что именно - "по морде"-то мерзавцу. А то ведь поэт сказал:
Очень много
разных мерзавцев
ходят по нашей земле
и вокруг.
Разных! И всем можно или надо "по морде"? А почему начальник, будучи мерзавцем, не дал сдачи? Ведь мерзавцу это ничего не стоит.
Но вот ещё непонятней: "Татаева разбронировали и отправили на фронт". Я не знаю, как проходило бронирование и разбронирование, кто этим занимался. Но если Татаева разбронировали, значит, скорей всего, ценности как работник этот "честный и горячий человек" не представлял. А к отправке Татаева на фронт "начальник-мерзавец" не имел никакого отношения, этим занимались военкоматы, о существовании коих Дафнис, похоже, и не догадывается.
Тут узнаём, что в середине войны Татаев "попал в прожекторную команду". В армии не команды, не артели, а взвода, роты, батальоны и т.д. А когда именно попал? Где? На каком фронте? Неизвестно.
Смакуем дальше: "И как-то ночью по ошибке осветил не вражеский, а свой (не свой, а наш - В.Б.) самолёт". Понять тут ничего не возможно. Что значит "осветил наш самолёт"? А где он был - на земле или в небе? Если на земле, то почему осветил только один самолёт, ведь тут же, надо думать, были и другие, и стояли они довольно далеко от немцев на прифронтовом аэродроме, - в чём опасность освещения? Если самолёт был в небе, то что,- просто пролетал над головой этого Татаева или вёл воздушный бой? Если бой, то луч мог осветить и наш, и немецкий самолёты, они же на больших скоростях мечутся друг за другом. И что значит "осветил по ошибке"? Взял и направил луч? Ведь фронтовой зенитный прожектор - это не карманный фонарик, который можно одной рукой вынуть из кармана и направить куда угодно. Это сопряженная со звукоулавливателем довольно сложная и громоздкая установка. Даже очень горячий человек не может вертеть им, как вздумается.
Увы, с первых строк - какая-то невнятица, невозможно понять, где, когда, каким образом что-то совершается. И вполне естественно: "Впервые услышав эту историю в пятом класса, Антон (герой романа - В.Б.) не мог понять, как можно было сочинить подобную чушь, что человек, находясь в расположении наших войск, среди своих, которые тут же его схватят, сделал бы такую глупость. Но слушатели Антона - два солдата Великой Отечественной войны - нисколько не удивились. Правда, реплики их - "разнарядка?", "не добрали цифры?" - были ещё непонятней".