"Вот выйду к своим — там и согреюсь. Главное — не попасть к боевикам”.
Опять подводило сознание: то оставляло бренное тело, то возвращалось обратно. Тогда я вновь вслушивался в ночь и полз к шипению ракет. Вокруг то затихала, то усиливалась беспорядочная перестрелка. Нельзя было точно определить, где свои и где чужие. Единственным ориентиром для меня были взлетающие ракеты. У нашей пехоты практически не было ни ночных прицелов, ни ночных биноклей. Зато осветительных ракет — навалом, и это было мне очень даже на руку. Плохо было то, что сильно доставал собачий холод, который пронизывал все тело, кроме ступней. Они были в шерстяных носках и валенках.
Внезапно я уперся руками не в податливые стебли камыша, а в какой-то куст. Я попробовал обползти его справа или слева, но только натыкался на такие же кусты. "Ага. Это те заросли между Златозубовым и пехотой. А где-же наши? Через года слышу… блин, когда ты заткнешься." Почему-то мне не получилось догадаться отползти назад из этого тупика, и я продолжал нащупывать руками проход между кустами, пока опять не провалился в пустоту...
Сознание медленно и вновь влезло в мое тело, и впереди я услыхал чью-то речь. Кто-то невидимый громким шепотом материл кого-то. Мат был не такой уж отборный, но, главное, произносился без акцента, на чистом русском языке. "Так. Это наши. Теперь нужно, чтоб они меня с испуга не подстрелили. Надо встать и позвать на помощь". Я еще полежал немного, выжидая, пока говоривший не отведет душу полностью. Когда наконец-то его шепот затих, я медленно поднялся на ноги, руки сами собой выставились перед лицом, и сквозь стиснутые зубы я позвал:
— Эй, помогите! Помогите!..
К большой моей радости, я услыхал настороженный голос:
— Ты хто?
Я стал медленно процеживать сквозь челюсти тягучие слова:
— Я — а-а — ста-а-арший лейтена-
а-ант Зарипов.
Сразу же последовал другой вопрос:
— Ты откуда?
— Я из спецна-аза.
Впереди никак не унимались:
— Назови первую букву фамилии своего командира батальона!
То ли от холода, то ли от контузии, но у меня никак не получалось вспомнить нужную букву, и я сказал все, что вспомнил о комбате:
— Мой командир батальона — майор Перебежкин.
Впереди послышалась возня, и все тот же голос соизволил сказать:
— Ну ладно. Иди сюда.
Меня это разрешение почему-то взбеленило:
— Так и сяк вашу мать! Я не вижу. Я ранен.
Теперь уже не спереди, а откуда-то справа раздался возглас:
— Это Алик!
И оттуда ко мне побежали несколько человек. Я сразу узнал голоса майора-замполита, Валеры Златозубова и контрактника Чернова. Подбежавшие подхватили меня под руки, и вовремя: ноги стали как ватные и начали подкашиваться.
— Как там первая группа? — спросил я.
— Рассеяна по кушерям, — сказал мне Валера.
— А сколько времени?
— Полшестого, — снова ответил Валера. Меня под руки вели куда-то.
Из всех имеющихся войск как на валу, так и в штабе группировки, ни одно подразделение так и не пришло на помощь четырем офицерам и одному контрактнику, насмерть вставшим на пути рвущегося в Чечню отряда Салмана Радуева.
Боевики "прорвались" на рубеже обороны первой группы первой роты. Возьми они чуть вправо или влево, просто перескочили бы через вал и не встретили бы никакого сопротивления. Но военная судьба распорядилась иначе, и боевики Радуева пошли в лобовую атаку на несколько автоматов. До границы Ичкерии оставался всего один километр, но именно этот километр дался боевикам очень тяжело. Как чеченцы, идущие в атаку, были убеждены в своей вере — защитить любой ценой свободу Чечни, так и четверо офицеров и один контрактник спецназа ГРУ, ставшие насмерть на пути боевиков, тоже были правы в своей вере — защитить Россию как единое государство. И столкнувшись в яростной и беспощадной схватке как чеченские бойцы, так и русские солдаты, умирали с верой, что их смерть будет не напрасной и Родина будет спасена. Хотя на самом деле, убивая друг друга, мы убивали с каждым человеком еще одну частицу своей единой Родины. Слепые в своей ненависти, лютые в своей ярости, безудержные в своей мести, мы расстреливали в упор, разрывали на бесформенные куски мяса, забрасывали гранатами, убивали, убивали и убивали самих себя...