Пришли к выводу, что меня нужно убрать. И на съезде писателей ко мне подошел уже на банкете Михаил Зимянин и давай меня распекать. Мы стоим с фужерами, с бокалами, он и говорит: вы должны уйти из "Комсомольской правды". Только не жалуйтесь… Они боялись, что я пойду к Михаилу Шолохову. Мы вас убираем по возрасту. Хотя я был значительно моложе первого секретаря ЦК ВЛКСМ, да и многих других именитых комсомольцев…. Вот пожалуйста, "Роман-газета", вы с писателями дружите, сами пишете, вам и карты в руки… Я уже был членом Союза писателей, и понял, что надо уходить в литературную нишу, скрываться от преследований товарищей по партии, да и духовно мне там было бы интереснее. Я дал добро. Так и поговорили с Зимяниным. Позже мне говорит Володя Фирсов: как вы дружески говорили с Михаилом Васильевичем, мы вами любовались… Так что попытка сделать из "Комсомольской правды" оплот патриотизма, подобный "Молодой гвардии", у меня не вышла. Слишком близко к вершинам власти. Слишком влиятельна газета в народе. Контроль жесточайший со всех отделов ЦК. Да и кадры поменять полностью не удалось, хоть и обвинил меня Юрий Щекочихин, что Ганичев стал в газете проводить политику расовой чистки и антисемитизма. Поэтому он и ушел оттуда. Я встретил его недавно в Думе и говорю: Юра, а я и не знал, что ты еврей. Он смутился и сказал, что вообще ему моя линия не нравилась…От меня уходили люди, которые не хотели писать о России и русском народе, о русских проблемах и так далее.
В. Б. А сам ты, Валерий Николаевич, откуда родом? Кто родители?
В. Г. Родился в Новгородской области, станция Пестово, отец работал на лесопильном заводе. Он из крестьян тех деревень, которые были затоплены, я говорю: родился на дне моря, работал в Череповце в депо, потом машинистом на Октябрьской железной дороге, с ленинским призывом вступил в партию. Попал на лесопильный завод мастером и позже был направлен в Сибирь. У матери в гражданскую войну родители умерли, сирота, росла в Вологде, затем в Череповце, где родители и познакомились…В Сибири мы жили в Западно-Сибирском крае, где-то на стыке Тюменской и Курганской областей по сельским районам, отец был секретарь сельского райкома партии, это Нижняя Тавда, в тайге. Помню, как Нижняя Тавда закрывалась на ночь воротами жердяными, чтобы не вошел медведь… Это Большеречье— на-Оби, это Марьяновка, станция, где я пошел в первый класс, каждые пять минут мимо окон шел поезд, или туда или обратно. Впечатления военного детства. Нас было четверо братьев, но отец все равно попросился на фронт, ему сказали: построй аэродром, собери урожай, тогда мы отпустим тебя на фронт. Аэродром построил, урожай собрал, но как хозяйственник настоящий оставил зерно на посевную, не сдал до последнего зерншка. И за то, что он оставил зерно, его приговорили к расстрелу, потому что указание было: все сдать. Кончилось тем, что народ вступился за него, ему дали строгий выговор с надзором, а на следующий год он собрал самый высокий в Сибири урожай. И ему дали орден Красного Знамени. Вот вам советское "Преступление и наказание". Все вроде бы и правильно, а жизни висели на волоске. Потом его послали на освобожденную Украину поднимать разрушенные войной хозяйства. В 1945 году в Полтавской области я и закончил среднюю школу. Украинский язык я выучил без всяких указов президента, потому что мы общались друг другом. Поступил в Киевский университет на исторический факультет. Вспоминаю, что в школе ходил в одиннадцать кружков, и это был поселок. Это же все бесплатно. И художественный, и исторический, и драматический… Это чудо было. После университета получил назначение учителем в город Николаев. Приехал в сельскую школу, все часы разобраны, мне говорят: становитесь мастером производственного обучения. Я хожу с ребятами на строительство дома, потом появились и часы, потом пригласили в горком комсомола. И вот оттуда, из Николаева, где я выступал в газете, ездил с лекторской группой, вел какие-то занятия меня послали в Москву.