Мы играли в перевоплощение в силу своей изначальной раздвоенности на самих себя и на грёзы о себе, на тело и душу. В пещере Ласко мы изображали себя с головой птицы, потому что мыслили чувствами и чувствовали рассудком. Мы — двухголовые существа. Одна наша голова видит то, что есть. Другая — чувствует то, чего нет. И обе спорят друг с другом. В нас встретились бытие и небытие. С тех пор мы играем в самих себя и смеёмся над собой, потому что мы безнадежно раздвоены. Никто в мире не умеет играть. Играем только мы, ибо мы умеем перевоплощаться.
Мы — не мир, мы выражаем мир. Если бы мы были миром, то мы бы не выражали его, не изобрели язык и не научились говорить. Выражаемый мир не существует вне нас, вне тех, кто его выражает. Внешний мир — это, как говорил Делёз, обманчивая проекция выражаемого нами мира, которая почему-то получила название объективной реальности. Смерть соединит нас с миром. Но что соединит нас с самими собой? Каким способом мы, будучи раздвоенными, сохраняем нашу целостность?
Культ
С самими собой нас соединяет не коммуникация, а культ. В культе предметы следуют за смыслами, а наша субъективность управляет словами. В нём бытие, тождественное мысли о бытии, предстаёт как грёза. Только у того, кто грезит, есть чувство реальности. Мы единственная причина своей реальности. И поэтому всё, что мы чувствуем, не может быть не таким, каким мы это почувствовали. Игра — всего лишь способ нашего существования в раздвоенном мире. Культ — это способ, которым мы преодолеваем своё одиночество в мире. Культ и игра — два родника, питающих любую культуру. Но культура воспитала интеллект, который разрушает наши истоки.
Человек существует всегда как два человека, как результат обмена между ними своими идеями. И оба они не всегда в нас. Один из них может убежать от нас. И тогда он становится нашим двойником, нашим другим. А мы становимся одноголовыми или, что то же самое, одномерными. Мы пытаемся догнать двойника как свою взбунтовавшуюся половину. И всё же не можем его вернуть себе. Так начинается остывание культа, и возникает культура, основанная на доминировании другого.
Культура всегда будет враждебна по отношению к искусству, ибо искусство — это творение, а культура — воспроизведение. В искусстве мы пытаемся вернуть себя себе и одновременно вернуться к мистериальному истоку мира. Если искусство — это время раздваивания себя в творчестве, то культ — это время, когда человек существует вместе с Богом.
Культ и игра научили нас узнавать себя в пространстве удвоений и раздвоений. Покемон — не кукла. Это не то, с чем мы играем. Это то, что играет нами, делает нас одноголовыми. Покемон — игра, которой не предшествует раздвоение. В ней с нами играет не Бог, а не поименованный нами другой. Карманный монстр.
Покемоны
Покемоны — это виртуальные человечки. Что значит "виртуальные"? Это значит, что сами по себе они не существуют. Сами по себе покемоны по нашим улицам не бегают. Они начинают существовать, если мы смотрим на мир через экран гаджета, в котором есть нужная программа. И это обстоятельство радикальным образом меняет устройство человека.
Человек — сосуд для субъективности, средоточие капризов и своеволия. Так он устроен. То, что должно было стать причиной его гибели, его же и спасло. Человека спасли его трансцендентальные видимости, неустранимое влияние чувственности на рассудок. Каждый человек несёт в себе свою шизофрению и свой аутизм, и это удвоение позволяет нам расширять знания, не расширяя свой опыт. У каждого из нас есть свой параллельный мир.
Теперь покемоны дают нам понять, что закончилось время субъективности. Настало время расширять не знание, а реальность. Мы рискуем дополнять её новыми (техническими) видимостями. Покемон — это новый субъект. Ему не предшествует субъективность. В покемоне утверждает свою реальность интеллект, который не чувствует и не рассуждает. Этот интеллект только программирует. В соответствии с программой покемон выпрыгивает на экран и начинает двигаться вместе с нами по логике окружающих его предметов, обессмысливая тем самым идею о том, что человек становится человеком, следуя этой логике. "Мыслитель" Родена похож на штангиста, на борца. Почему? Потому что он двигается по логике предметов, у него развиты мышцы. Покемон ни на кого не похож. Он не локализован в пространстве. Он локализован на картинке нашим восприятием. Он как тень. Вещь занимает место в пространстве. У тени нет места в пространстве. Ты не можешь видеть покемона в реальности, ты его видишь на картинке реальности своего гаджета.