ВОРУЮТ У СЕБЯ
"Сколько ни воруй, своего не вернешь",— гласит "блатная" пословица. В этом отношении разница между бомжом, срезавшим десяток метров алюминиевого или медного провода на пропой души, и "олигархом", приватизировавшим изрядный кусок отечественной цветной металлургии, не слишком велика. В конце концов, и тот, и другой оказываются "субъектами рыночных отношений", законы которых устанавливаются вовсе не "здесь и сейчас".
А поскольку эти реальные законы ни в коей мере не соответствуют законам писаным, из "правового поля" выпадает огромное количество жизненно необходимых обществу и каждому человеку действий, на вопиющую нелегитимность которых представители государственной власти вынуждены закрывать глаза. В пределах досягаемости своей компетенции они, разумеется, предпочитают делать это небескорыстно, поскольку как люди живут в условиях того же самого "рынка". Отсюда, по давнему замечанию Пушкина, строгость российских законов вполне искупается (выделено мной,— О.Щ. ) необязательностью их исполнения, а коррупция действительно становится "образом жизни", пронизывая общество снизу доверху. Огромные денежные потоки постоянно изымаются из производственных циклов, обеспечивая "смазку" проржавевших шестеренок государственной машины. Спросите у Лившица, какой отсюда следует вывод. "Надо делиться!" Утверждая, что "коррупция нужна всем, поэтому она непобедима", Сатаров преувеличил ненамного. У нас не осталось практически ни одной сферы жизни, где бы не исповедовался принцип "не подмажешь — не поедешь".
Еще раз обращу внимание читателей на то, что, по словам главы фонда ИНДЕМ, "инвестиции в коррупцию" оказываются приблизительно равны государственному бюджету Российской Федерации, а, возможно, и значительно превышают эту сумму. О каком "инвестиционном голоде" тогда можно говорить, о каком новом привлечении западных кредитов? Причем "бытовая коррупция": на взятки ГАИ, жилищно-коммунальным чиновникам и тому подобное,— в общероссийской коррупции составляет меньше 10%, или приблизительно 20 долларов на человека в год. Девять десятых приходится на коррупцию корпоративно-институциональную — рыба гниет с головы. Но вряд ли эти "накладные расходы" могут превышать 20% от теневого оборота "большого бизнеса" — в противном случае они становятся просто "нерентабельны". Отсюда приблизительный объем российской "теневой экономики" можно определить в 160 млрд. долл. (напомню, это "нижняя планка", а "верхняя" может оказаться даже не втрое, а вчетверо выше). По данным Госкомстата, официальный ВВП России в 2001 году составил порядка 9,3 трлн. рублей, или, по курсу, чуть больше 300 млрд. долл. Следовательно, его реальную величину следует оценить в 460-940 млрд. долл. (с модой в районе 600 млрд.), что делает все споры насчет 4% или 5% "темпов экономического роста" не более чем возней в "кремлевской песочнице". Пусть хотя бы десятая доля теневой России, подобно Абдулле—Гульчатай, "покажет личико" — и видимые "темпы роста российской экономики" могут зашкалить за показатели первых сталинских пятилеток.
Характерно и то, что основным платежным средством в "теневой" сфере является вовсе не российский рубль, а американский доллар. Именно в нем, как следует из вышеизложенного, не только номинируются все трансакции, но и осуществляется их львиная доля (до 85%). Подобное положение дел еще сильнее подчеркивает суть коррупции как "воровства у самих себя", поскольку доллар представляет собой не более чем долговую расписку Федеральной резервной системы США — консорциума частных банков, лишь по букве закона находящегося под наблюдением представителей президента и конгресса как институтов государственной власти. Обращение доллара за пределами американской территории является прямым кредитованием ФРС под отрицательный процент .