Олег Генисаретский. Речь идет о том, сохраним ли мы себя в пространстве, где знание существует, или допрофанируемся до такой степени, что оно перестанет вообще быть доступным кому бы то ни было. Вопрос не в том, чтобы делить кого-то на знающих и незнающих. Чтобы пребывать в сфере знания, надо жизнь положить на это. Чтобы стать знающим, надо быть в аскезе, надо проделать определенный путь. Вот о чем речь, а вовсе не о том, чтобы кому-то что-то давать или не давать. Мы говорим о конкурентоспособности в этой интеллектуальной сфере.
Мы любим повторять, что у нас несметные культурные и духовные богатства — так же, как несметные природные богатства, традиции, наследие. Но так как природные богатства не делают всех нас богатыми, их можно разбазаривать, продавать, губить. То же самое происходит с ресурсами интеллектуальными и культурными.
Мы попали в другую цивилизационную социальную ситуацию, когда нужно конкурировать в открытых условиях, а это требует переориентации, которая никак не связана с природой самого знания, но связана с природой управленческих институтов. Государство должно перестроиться. Надо не уповать на государство, а требовать от него, чтобы оно перестраивалось, чтобы обеспечивало конкурентоспособность, жизнеспособность, смыслоспособность и т. д. То есть нужно относиться к нему не как к мистическому телу, а как к эффективной системе, которая способна это обеспечить.
Великая советская машина по производству знания была вне культуры публичного открытого и личностно значимого знания. Она была антиличностна и в этом смысле антисвободна и античеловечна. Проблема состоит в том, можно ли производить знания на том же уровне и того же качества, но уже в открытых условиях, когда знание самолично, когда знать и мыслить можно критически, когда действовать можно проектно?
Гейдар Джемаль. Нельзя говорить о производстве знания. Производить можно информацию, знание является совершенно другим порядком состояния сознания, нежели получение некоторых статистических сведений или некоторого описания видимого окружающего мира. Сохранение способности выхода сознания на уровень знания, сохранение принципа знания в обществе — это гарантия человеческой свободы в самом глубоком смысле слова.
Мы видим, что существует не просто разграничение информации и знания, но существует конфликт, я бы даже сказал — война между информацией и знанием. Информация стремится поглотить и уничтожить знание как некий личностный принцип самопостигающего сознания.
Личностное, "сократовское", углубленное знание является, во-первых, гарантом свободы, во-вторых, условием независимости от информационного потока, в-третьих, методологической способностью этот информационный поток продуцировать, контролировать, направлять и получать от него результаты.
А информация превращает всех нас в носителей мозаичного статистического псевдознания, которое является постоянно модифицируемым. Оно управляет нашим поведением, нашим подходом к жизни. Сегодня информационное общество грозит тем, что оно, как половодье, зальет не только наше внешнее сознание, но также и наше внутреннее личностное бытие, превратив нас в людей, не имеющих никакого иммунитета против манипулируемого потока сведений. Такое информационное общество тесно связано с коммерческой глобалистской системой мирового общества.
Сергей Кара-Мурза. Конечно, зальет, если люди не смогут собраться и понять, что происходит, если не будут сопротивляться.
А в России требовать чего-то от государства — это лишь академические упражнения и досужие разговоры, поскольку его стратегическая доктрина в отношении знания сложилась в совершенно цельную и связную конструкцию: ликвидировать единую школу и демонтировать ту систему, которая эту школу оплодотворяла знанием. Средняя школа и наука были связаны самым тесным образом: не только через учебники или средства массовой информации, которые были пропитаны мыслью ученых, но и через социальное присутствие самих ученых: огромная масса школьников прошла через научные кружки, в школах были шефствующие из научного мира и т.д. В принципе этой реформы заложено разделение на две расы, основополагающей здесь является протестантская идея избранности и предопределенности. Нам грозит война на уничтожение нашей культуры. Рано или поздно люди это поймут, они уже начинают это понимать. Успеют ли собраться кухаркины дети до того, как будут превращены в быдло? Не знаю, но если они окажутся превращены в быдло, то эта борьба приобретет самые разрушительные формы, с которыми 1917-18 гг. и сравнить нельзя, потому что сейчас средства массового уничтожения доступны всем. На какой стороне баррикад находиться современному интеллигенту — это опять же вопрос иррационального выбора, а не рационального расчета.